«Кузня прямо в горе вырублена, — пояснила Млада. — Отсюда ничего не увидеть».
Остановившись перед мощными деревянными воротами, она постучала в них кулаком. Ждане показалось, что стук был не слишком-то слышен за тяжёлым лязгом в утробе горы, но в воротах открылось окошко.
«Это я, — сказала Млада. — Доложите моей родительнице, что я со смотрин вернулась».
За воротами что-то буркнули, и окошко закрылось. Млада чуть улыбнулась гостям:
«Ждём. Внутрь вам нельзя: тайны оружейного дела мастерицы оберегают. Да и волшба, без которой оно не обходится, опасной может быть. Оружейницам-то ничего, а вот простой человек незаживающую рану получит».
Ждана и её родители с почтительным страхом взирали на широкие ворота, за которыми творилось таинство рождения чудесного оружия. И не только его: белогорские мастерицы изготавливали приспособления для горного дела, способные резать камень, как масло, а также вплетали нитки чар в украшения.
Наконец в одной из створок ворот открылась калитка, и навстречу гостям вышла женщина-кошка такого огромного роста, что даже отец Жданы смотрел на неё снизу вверх. Мать же смущённо заморгала при виде блестящего от пота голого туловища, мускулистого и широкоплечего. Грудь прикрывал только длинный кожаный передник, а обута незнакомка была в грубые и тяжелые сапоги: по сравнению с ними ноги Жданы выглядели детскими. На длинной сильной шее гордо сидела голова, выбритая до зеркального сияния, и только с макушки женщины-кошки спускался на плечо пучок иссиня-чёрных волос, заплетённых в тугую шелковистую косу. Чертами незнакомка очень напоминала Младу, только более зрелую и суровую, а голубые глаза-льдинки, глубоко сидящие под тёмными бровями, даже не потеплели при взгляде на Ждану. Жёстко сложенные губы не тронула улыбка, а впечатление усугублял бугристый рубец на правой стороне лица, похожий на след от ожога. Хоть никто её не представлял, но оробевшая до холодка под коленями Ждана сразу догадалась: это и была знаменитая Твердяна Черносмола — та самая, чьи руки сделали меч, которым так гордился отец.
Но вышла она не одна: следом из калитки шагнула вторая женщина-кошка, почти двойник первой — такая же рослая, сильная, серьёзная и бритоголовая, только с более мягкими губами и гладким лицом без шрамов, слегка чумазым и лоснившимся от пота. На Ждану она посмотрела с любопытством, а та при взгляде на её губы, к своему смущению, вдруг вспомнила о поцелуях Млады. Если суровый рот старшей женщины-кошки казался не слишком привлекательным для этого, то в уголках губ младшей пряталось нечто такое, отчего Ждане ни с того ни с сего захотелось повторить ночь со своей избранницей.
Но её мысли пресёк насмешливый ледок взгляда Твердяны. Отец уже открыл было рот, чтоб обратиться к родительнице Млады с заготовленной приветственной речью, но та даже не глядела в его сторону и пока не собиралась слушать. Вместо этого она шагнула к Ждане и, взяв её за подбородок шершавыми пальцами, заглянула девушке в самую душу… У той земля поплыла из-под ног, а в ушах отчего-то зашелестели берёзы. Поляна, пляска солнечных зайчиков, девчушки, плетущие венки. А в кустах — знакомые голубые глаза, остающиеся для всех невидимыми…
«Видишь, не с пустыми руками я вернулась, — послышался голос Млады. — Это моя Ждана. Ох, и побегать пришлось за ней… Чуть не упустила её, но всё ж таки нашла свою судьбу!»
Угол губ Твердяны покривился, брови сдвинулись, а когда зазвучал её голос, глубокий, густо-железный и шероховатый, на девушку нежданно повеяло холодом бесприютности.
«Верно… Судьба твоя — у порога. И дом тот, и дорога та, и гостья, — проговорила родительница Млады. — Да вот то-то и оно, что только гостья».
«Что ты такое говоришь, матушка Твердяна?» — нахмурилась Млада.
Та блеснула льдинками глаз в задумчивом прищуре.
«А то и говорю, дитятко. Но это я не ко времени сказала, каюсь. — И, обращаясь к озадаченно застывшим родителям Жданы, промолвила: — Не слушайте меня, дорогие гости. Ступайте с Младой в дом, а мы с Гораной позже придём. Работу надо закончить, уж не серчайте».
Родительница и сестра Млады ушли, и калитка за ними закрылась. Ждана не знала, что и думать о странных словах Твердяны; её накрыло мрачным, тяжёлым и серым, как тучи, куполом тревоги и огорчения. Не так она представляла себе эту встречу… В надежде хоть что-то понять и успокоиться она посмотрела на Младу, но и та выглядела растерянной. Впрочем, тут же прогнав с лица тень, женщина-кошка улыбнулась и нежно сжала руку девушки.
«Не бери в голову, милая. Ярмола Гордятич, Томила Мировеевна, ни о чём не печальтесь, ступайте за мной. Идти тут недалеко — прогуляетесь, воздухом нашим подышите, окрест поглядите».