Осенними тропами судьбы

Что-то сердито шепча, она унесла их, а в Ждану вместе с чаркой мёда влился какой-то погибельный жар. Казалось — вот-вот кровь хлынет горлом, и Ждана упадёт, как загнанная лошадь, но каблуки отстукивали по полу, точно заведённые. Ждана тряхнула косами, гикнула и пошла по широкому кругу, заставляя остальных посторониться. Она плясала, как в последний раз, резко отличаясь от лениво двигающихся, отяжелевших от сытости и хмеля гостей: её руки были лебедиными крыльями, а ноги несли её по кругу так мягко, что казалось, будто она плыла по воде. Взмах, разворот — и она заскользила в другую сторону, приковывая к себе восхищённые взгляды.

Пляшущие тем временем разбились на пары. Крылинка большим кораблём плавно ходила вокруг своей супруги, которая отбивала дробь на месте и встряхивала косой; рядом Горана с Рагной сцепились руками и весело кружились. Неподалёку плясали Зорица с Ясной, чинные и обстоятельные, но державшиеся несколько принуждённо, как на княжеском приёме — чужие друг другу… А на Ждану надвигалось солнце, ослепляя её: к ней приближалась княгиня. Перекинув через руку праздничный парчовый плащ с золотым узором, чтобы не путался в ногах, Лесияра плясала изящно, но с удалью и страстью — только роскошно расшитые сапоги с кисточками мелькали. Давно уже казнённое сердце Жданы встрепенулось и воскресло в груди, словно до отказа налитой ртутью, и она с надломленной, умирающей нежностью улыбнулась… Завтра Лесияры здесь уже не будет, и жизнь потечёт по-старому, а потом Ждана выйдет «замуж» за Младу, родит ребёнка, а этот вечер, потускневший и далёкий, будет покачиваться на волнах памяти, как отражение звезды на воде.

Яхонтовым хлыстом её ударил взгляд чернокудрой женщины-кошки. Млада, в новых сапогах со скрипом, сменила княгиню, и Ждана подарила улыбку и ей — спокойную и ясную. Она не чувствовала за собой вины. Это была победа — полынно-горькая, пронизанная серебристыми нитями печали, но твёрдая.

Гости начали уставать и понемногу возвращаться на свои места. Но музыка играла, и самые выносливые ещё притопывали — правда, иногда уходя за стол для передышки. Ждана же не давала себе роздыху совсем. Подкрепив силы чаркой хмельного, она снова и снова предавалась раскалённому безумию пляски. Сердца уже не было: в груди девушки пылал пожар, бок терзало что-то колючее, но ноги ещё несли её в мелькающей разноцветной круговерти. Пламя свечей, сытые лица, кружки с пивом и чарки с мёдом, распластанный на куски и уже наполовину съеденный осётр посреди стола…

«Ждана, отдохни», — с беспокойством легла ей на плечо рука Млады.

Девушка только широко улыбнулась ей, сверкнув хмельным безумием в глазах. Она не собиралась останавливаться: умереть в пляске — чем не красивый конец? Кажется, она шагнула за грань разумного, но там оказалось не так уж страшно. Лишь немного больно в груди…

…В приоткрытое окно струилась прохладная ночь. Колышущимся призраком золотилось пламя свечи, из сада щемяще пахло близкой осенью. Сухая лапа жажды мяла горло Жданы, в голове тихо звенела боль, а на краю постели голубовато поблёскивали вороные кудри… Сидя на полу возле лежанки, Млада склонилась на край перины, и как будто дремала. Откуда-то издалека доносились голоса: видимо, гости ещё не разошлись.

Что же она наделала… Что учудила! Как она могла быть такой глупой… Что ей княгиня? Журавль в небе. А кто сейчас преданно сидит у её постели? Не Лесияра — Млада. Слёзы навернулись на глаза Жданы — колкие, горько-солёные, покаянные. Приподняв руку, она вплела пальцы в чёрные кудри.

«Млада… Прости меня».

Синие глаза открылись и улыбнулись ей грустно и ласково.

«Лада моя… Ну что же ты так… Я ведь говорила тебе, что отдохнуть пора…»

Приподнявшись на локте, Ждана обняла Младу за шею, прильнула щекой к её лицу. Слёзы щекотали ей губы, а сердце… Оно никуда не делось, просто одиноко спряталось в углу сада, на кучке опавших листьев, потому что ему не нашлось места в княжеской короне. Ну, может, и к лучшему.

В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Рагны.

«Ну, оклемалась, голубка? А то государыня беспокоится…»

Сердце Жданы чуть вздрогнуло, но присутствие Млады его успокаивало, надёжно окутывая теплом.

«Оклемалась, только уже не выйдет к столу, — ответила за неё чернокудрая женщина-кошка. — Она спать будет».

Ждана не стала возражать. Лучше закончить всё именно так…