Читаем Ошибись, милуя полностью

Он опять расправил газету и стал читать.

«Вчера в 8 часов 7 минут вечера на вокзале в Новом Петергофе убит генерал Штофф, прибывший на вокзал с женой и дочерью и собиравшийся ехать в Царское село. Стреляла дама, гулявшая в вечернюю пору по платформе, из браунинга. После третьего выстрела генерал Штофф упал замертво, а его жена схватила даму за руки, которая совсем не сопротивлялась и не пыталась бежать, а только спросила, не пострадал ли еще кто. Когда ей стали заламывать руки, она сказала: «Будьте осторожны, при мне бомба». Арестованная все время сохраняла спокойствие и даже предложила офицерам, сопровождавшим ее, разрядить бомбу.

Жандармское помещение, в которое препроводили арестованную, охранялось солдатами до первого часу ночи, когда на нее надели кандалы. Кольца кандалов оказались широкими и не держались на руках арестантки — их обмотали проволокой и только тогда надежно закрыли на замок. Девица, видимо, мучилась болью, но не плакала и не жаловалась.

Так ее под усиленным конвоем отправили в С.-Петербург. Камера дома предварительного заключения, куда была помещена неизвестная, отказывавшаяся назвать себя, также находится под усиленной охраной.

Во время нахождения неизвестной в жандармской комнате в Петергофе вошли офицеры, любопытствовавшие взглянуть на нее, она, вскинув голову, стала в свою очередь рассматривать вошедших. Бомба, найденная при неизвестной, была начинена толом и имела два запала».

Семен Григорьевич свернул газету и направился домой. По-прежнему истово гуляли колокола, но люди уже покидали площадь — расходились в угрюмом молчании, не умея осмыслить своего лихого времени: на прошлой неделе убит шеф жандармов столицы, позавчера совершено покушение на Аптекарском острове на жизнь премьер-министра Столыпина, вчера застрелен генерал Штофф. А кто завтра? «Что же это такое? — спрашивал сам себя Огородов, вспоминал тонкие руки Зины и пытался представить на них большие кольца кандалов. — И не плакала, не жаловалась, как святая, обрекла себя на муки и смерть».

Внезапное волнение опять овладело Семеном Григорьевичем, и он горячечно думал: «Как понять все это? Живет, живет народ, — живет всегда горько, задавленно, однако смиренно, с покорством, всякую могилку оплачет — и вдруг остервенится, никого не жаль: ни свата, ни брата, ни ближнего, ни дальнего. Да чего дальнего, себя не жаль. С того все и начинается, когда человек перестает жалеть себя. А уж потом по закону: чем больше крови, тем меньше цены ей. Уж это вроде запоя: сколько ни пей — все мало. А прав-то — по-моему разумению — все-таки тот же Иван Алексеевич Матюхин: кровью глаз не промоешь».

<p><strong>XX</strong></p>

Недели через две, в воскресенье, возвращаясь домой с курсов, Семен Григорьевич купил газету «Речь» и в левой колонке внутренней хроники прочитал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Новинки «Современника»

Похожие книги