Ошибка

– Я предлагаю выпить за Инессу, хозяйку этого вечера, удивительную женщину, в которой сочетаются незаурядный ум, деловая хватка и поразительная красота.

Инесса. Вот, значит, как зовут нашу красавицу.

Я с приветливой улыбкой подняла бокал и осушила его. Ну а что, почему бы за такую красавицу и не выпить до дна? Мой супруг тут же наполнил его снова, попутно подцепив мою руку и поцеловав пальчики. Вид у него был при этом такой неприлично довольный, словно я и правду его драгоценная и со всех сторон любимая женушка. А какие-то там длинноногие модели… Нет, это мне просто приснилось, не было ничего такого!

Я потрепала его по щеке, высвободила руку и снова приникла к бокалу. Вино было терпким, сладким – в общем, очень приятным и пилось легко.

И снова, кинув взгляд поверх бокала, я увидела, что Бояринцев смотрит на меня так, будто хочет придушить, но не знает чем: веревкой или голыми руками. Да что ему не нравится, черт бы его побрал?

– Игорь, ты ведь не обидишься, – низкий тяжелый голос заставил вздрогнуть и испуганно вжаться в диван, – если я ненадолго похищу твою прекрасную супругу?

Непроглоченное вино комом встало в горле. Я похолодела и бросила умоляющий взгляд на Игоря. «Похищаться» мне совершенно не хотелось. А оставаться наедине с Бояринцевым-старшим – тем более.

Бояринцев-младший, кажется, понял меня правильно.

– Свадьба уже давно закончилась, – усмехнулся он и покачал головой. – Это невест похищать можно, а вот жен уже не положено.

Бояринцев расхохотался, давая понять, что оценил шутку.

– Думаю, мне, как ближайшему родственнику, все-таки можно сделать исключение.

И к великому недовольству Инессы, которая уже чуть не лежала на его плече, он поднялся со своего диванчика, терпеливо дождался, пока я неохотно выберусь из-за стола, подхватил меня под локоть и аккуратно, но ощутимо придерживая, потащил в сторону.

Кожу, где касались его пальцы, жгло, коленки трусливо подкашивались, в голове панически метались мысли. Что я такого сделала неправильного? Что он задумал? Что ему от меня нужно? И куда, собственно…

– Куда мы? – только и смогла пискнуть я.

– Тут недалеко.

И правда. Мы прошли буквально несколько шагов и оказались в довольно уютном садике. Мощенная камнем дорожка вилась между ровно выстриженными высокими кустами, сразу окружившими нас со всех сторон, тусклые садовые фонари – под старину, куда ж без нее! – рисовали желтые дрожащие круги света на неровных камнях мостовой, а ажурная кованая лавочка словно манила: присаживайтесь, не стесняйтесь. Я направилась было в ее сторону, но Бояринцев меня остановил, подтолкнул вперед, в узкий зазор между кустами, и через секунду мы уже стояли практически в темноте, скрытые от посторонних глаз.

Интересно, когда это он успел так хорошо изучить местность? И главное – зачем притащил меня сюда?

Где-то шумел ресторан, играла музыка, веселились люди. А здесь, в укромном закутке, было тихо и сумрачно. Пахло недавно скошенным газоном, этот запах лез в нос, принося с собой до боли знакомые горьковатые нотки туалетной воды, вина и теплого мужского тела, его тела. Он был слишком близко, и его было слишком много. Казалось, он заполнил собой все пространство, вытеснив воздух, отчего кружилась голова и тоненько звенело в ушах. Темнота окутывала, отрезала от внешнего мира, нашептывала, воскрешая непрошеные воспоминания о…. Нет, стоп, нельзя. Он, кажется, хотел о чем-то поговорить? Так какого черта молчит?

Меня уже трясло от волнения, а сердце стучало так, что еще немного – и он услышит…

– Не думаю, что тебе стоит пить, – строго сказал Бояринцев.

Смысл его слов дошел до меня не сразу.

– Что? – Я не могла поверить своим ушам.

Это что же, он притащил меня сюда, чтобы читать мне нотации?

– Вы не перепутали меня со своим сыном?  – холодно спросила я.

Он сделал шаг вперед, придвинувшись почти вплотную. От его крепкого хищного тела исходил жар, и я чувствовала его всей своей кожей, несмотря на два слоя ткани и тонкую прослойку воздуха, которая пока еще оставалась между нами. По телу прокатилась волна дрожи, дыхание перехватило, что-то екнуло  и сладко сжалось внутри. Горячая широкая ладонь легла на мою талию, опалив кожу сквозь тонкий шелк, и я, кажется, совсем потеряла дар речи. Да что там дар речи, в голове не осталось ни одной связной и внятной мысли…

Бояринцев наклонился. Его дыхание обожгло щеку, и он сказал тихо, но отчетливо:

– Я знаю, что тем вечером… это была ты.

Глава 14