Ошибка доктора Свиндебарна

Насколько я помню, пять Свидетельств он кинул и директору. Словно кость со стола. А уж своему непосредственному начальнику — штук десять, если не ошибаюсь… Нет, поймите меня правильно — я знаю его не слишком хорошо, только здоровался, как и все остальные. Мы даже по области работы никогда не пересекались — к счастью для меня! — иначе седых волос у меня прибавилось бы вдвое! — старик чуть провёл тонкой, словно куриная лапка, обтянутой желтовато-коричневой кожей рукой, по жиденькой, но ещё местами чёрной, шевелюре, — Я-то хорошо усвоил урок: никогда сам не заговаривал, и, тем более, к «его» углу не подходил!..

Видя, что старик не собирается продолжать, комиссар нашёл нужным спросить:

— Так, получается, у него был «свой» угол?

— Да. И всю электронику и даже механику своих приборов и устройств он всегда делал сам. Владел, так сказать, не только паяльником, но и токарным и фрезерным станками, и рубанком.

А уж электротехникой и электроникой — получше многих профессионалов!

Не считался с потраченным временем и силами, чтоб довести начатое до конца — иногда работал и ночами, и когда мы приходили утром, он даже не глядел — кто там… Не успокаивался и не уходил обычно, пока очередная хрень не начинала работать…

С другой стороны — зачем ему уходить? Койка в «его» углу была точно такая же, как в комнате в общежитии.

— А вот те Авторские Свидетельства… Вы видели, что там было заявлено?

— Некоторые — да. В самом начале. Улучшение показателей измерительных приборов. Новые способы диагностики… (Ну, все это потом они, начальство-то наше, и пробивало для промышленности: «внедряло» на металлургических, трубопрокатных, и прочих заводах… Они, вроде, благодарили. Заводы, в-смысле. Эффект явно сказывался.) Потом я как-то перестал интересоваться — знаете, себе дороже…

Александр, собственно, ко мне лично никогда претензий не высказывал — я всё-таки был тогда почти вдвое старше его, и избыточными «амбициями» не страдал. Место старшего лаборанта меня по зарплате вполне устраивало.

Комиссар подумал, что эта черта нрава, похоже, осталась самой существенной и на пенсии. Однако спросил о другом:

— Извините, Даниил Маркович, за вопрос, так сказать, в лоб: если бы вам пришлось коротко и без околичностей выразить ваше личное мнение о…

— …об Александре, я бы использовал слово: мразь!

— Бланша поразила снова разгоревшаяся в глазах и тоне старика ненависть. Она бушевала, больше не скрываемая, словно настоящий лесной пожар, — Да-да: мразь! Мерзкая беспринципная тварь, в которой чувство своего превосходства над всеми окружающими, и их способностями, раздулось до непомерных размеров! А презрение к «тупым плагиаторам» — возвысилось до Эвереста! И это — при полном отсутствии элементарной совести. Или хотя бы порядочности, принятой не то, что в Обществе, а и в Науке.

Лично я знаю по крайней мере троих заслуженных и уважаемых людей, которых эта… Этот Александр довёл до инфарктов, инсультов, и угрожал физической расправой! И не постесняюсь, если хотите, назвать и их фамилии… — комиссар отрицательно покачал головой, выставив вперёд, словно хотел защититься от излишней информации, ладонь. — И если вы сможете «случайно» пристрелить его при аресте — я вам скажу откровенно, пусть и цинично: вы окажете Франции, России, да и всему Миру и всему Цивилизованному… Да и не очень — «Обществу», огромную услугу!

Раз уж этот скот смог уничтожить три города, он не остановится, пока не натворит чего-то ещё похлеще!.. Только чтобы доказать работоспособность того, что придумал. И самому себе — какой он умный! И предусмотрительный — раз его до сих пор не поймали!

Ну, и, конечно, он жаждет отомстить тому, кто, как он считает, обидел его… Причём не важно, когда — пусть даже двадцать лет назад!

Дорогу обратно, в Главное Управление ФСБ, комиссар не воспринял. Потому что взгляд хоть и был обращен в затонированное окно, ничего не видел.

Комиссар думал.

Что могло так испоганить характер, как признавали даже враги, чертовски талантливого и умного парня?

Ведь то, что он талантлив, и целеустремлён в достижении цели, признавали они все. Разумеется, он сейчас может опираться лишь на мнение этих самых врагов. Поскольку друзей у Зисерманна явно не было. А почему не было? Как не было и другой девушки…

«Обжегшись на молоке, дул на воду»? Неужели у него хоть изредка не возникало желания поделиться хоть с кем-то, «излить, так сказать, душу» — рассказать, что беспокоит, наболело, почему тяжко на душе?..

Или — наоборот: какую замечательную вещь он придумал?

Ведь не могло же так быть, чтоб он ни с кем вообще не разговаривал? Не… Жил? В сексуальном плане.

Может, нетрадиционная ориентация?

Нет, не похоже — все замашки именно как у Лидера, настоящего мужчины. «Альфа-самца». Да и спортивная фигура…

Может, что-то кроется там, в детстве? В Ростове-на-Дону? Кем были мать? Отец? Были ли хоть какие-то родственники? Друзья детства? Почему ничего нет об этом в досье, собранном генералом?

Всё оказалось очень просто.

Третью папку генерал достал из верхнего ящика стола. И комиссар понял, почему тот не сделал этого раньше.