Ошибка каскадера

Когда начались съемки, буквально с первых же репетиций Андрей увидел разницу между его первым режиссером Кругловым, который до «Ивана Барбиери» снял всего два проходных фильма, прошедших незамеченными, и заслуженным мэтром, с которым он работал сейчас. Первое, что заметил Андрей, была железная дисциплина на съемочной площадке. Исключения составляли только актеры, которым режиссер, наоборот, пытался создать как можно больше комфорта. В работе с актерами он был терпелив, повторяя по несколько раз поставленную перед ними задачу, никогда не повышал на них голоса, не возражал при импровизации, причем никогда не делал отличий между заслуженными актерами и актерами второго плана и даже снимавшимися в эпизодах. Особенно бережно он относился к актерам молодым и начинающим, к каковым причислял и Андрея. Сам же Андрей получал от съемок невероятное удовольствие, и не только от своей работы, но и от всего происходящего на киноплощадке. И эта его вторая роль тоже получилась у Андрея очень яркой, выпуклой и такой реалистичной, что о молодом актере заговорили как о новой звезде отечественного кино.

Теперь Андрей Земцов окончательно поверил, что занялся единственно предназначенным для него делом — кино!

Получив огромные для него деньги за фильм, Андрей решил наконец вплотную заняться приобретением квартиры. После долгих размышлений он остановился на трехкомнатной, с обязательным для себя кабинетом — в сегодняшней жизни его тошнило не только от присутствия тестя, но и от вынужденной необходимости работать поздними вечерами на кухне, когда семейство удалялось на покой. Когда же он узнал сумму ипотеки, он тут же поменял свое решение на «двушку». С деньгами Андрей всегда расставался с трудом — сказывалось неизменное их отсутствие в семье, где он родился. Поиски квартиры он предоставил Тамаре, которая от этой идеи в восторге не была — ей очень удобно и уютно жилось с родителями. Но неожиданно произошло событие, связанное именно с тестем, которое переменило всего его планы. Федор Сергеевич Кузнецов, потомственный партийный работник, долго не мог прийти в себя после развала СССР и коммунистической партии — смысла, вернее, стержня всей его жизни, и горячее сердце пламенного ленинца, не выдержав всех «ужасов» происходящего в стране, навсегда успокоилось. Похоронили почетного коммуниста без всякой помпы, которую обязательно бы устроили в прежние времена: не было ни полагающихся венков, ни положенного оркестра; кроме семьи, собрались такие же, каким был он, растерянные, лишенные былой значимости, рано состарившиеся, никому, кроме своих самых близких, ненужные мужички, по въевшейся привычке одетые в темно-серые пальто с серыми же шляпами. Не было пламенных речей — кто-то что-то промямлил, и только тихоня, знавшая при его жизни свое место, жена, сначала долго рыдавшая, вдруг собралась и, выискав его какие-то человеческие достоинства, сказала несколько искренних добрых слов о покойнике.

Уезжать теперь из прекраснейшей огромной трехкомнатной квартиры прямо у станции метро было, конечно, глупостью, да и все проблемы с ребенком сразу разрешились: теща все свое благоговение перед мужем перенесла на внучку. И они остались.

* * *

На следующий день после того, как фильм «Три дня» вышел в прокат, Андрей Земцов проснулся знаменитым. В газетах печатались рецензии на фильм, сопровождающиеся его фотографиями; у него брали интервью на радио и пригласили на телевидение; на улицах на него восхищенно оглядывались, просили автограф. Первое время его переполняло чувство восторга и гордости, но постепенно вся эта шумиха стала ему надоедать, он от нее устал и старался избегать. Но было в этой шумихе и кое-что приятное, то, что раньше он никогда не испытывал или не обращал на это никакого внимания: повышенный интерес к нему женщин. Причем диапазон последних был очень велик: от юных старшеклассниц до довольно солидных замужних матрон. На молоденьких девчонок он внимания не обращал, лишь мило им улыбался, оставлял автограф, и на этом все заканчивалось. А вот женщины постарше притягивали его гораздо больше. Андрея льстил их интерес к нему, несмотря на то что он знал причину этого интереса. И в постели они были несравненно чувственнее, эротичнее и, конечно, опытнее, что помогало приобретать опыт ему самому. Тамара даже как-то ему сказала, что он изменился в постели.

— В какую сторону? — улыбаясь, спросил Андрей. — Надеюсь, в лучшую?

— Ты мне зубы на заговаривай, Андрюшка. Бабу, что ль, завел?

— Дурочка! Зачем мне баба, когда у меня ты есть. Ты же знаешь, что ты для меня навечно.