Ошибка Нострадамуса

Какой ты была, я теперь не припомню,
Я даже не знаю, что сталось с тобою.
Остались жилищные площади комнат,
И общее небо — для всех голубое.
А правда осталась, что жизни дороже?
А ложь не забылась, что смерти страшнее?
Была ты милей, справедливей, моложе,
Я тоже казался намного прямее.
С тех пор я узнал невеселые вещи:
Дешевую дружбу и подлость глухую,
Но сердце, тебя вспоминая, трепещет,
И я по тебе, как ребенок, тоскую.
Хотел бы уснуть, но не знаю покоя,
Хотел бы забыть, но приходится думать.
Осталось старинное право мужское:
Терпеть по-солдатски, без лишнего шума.

Нина Королева

Литературная судьба Нины Королевой складывалась на редкость удачно. Стихи ее часто появлялись в литературной периодике. Книжки выходили одна за другой. Уже с начала шестидесятых годов она приобрела известность в литературных кругах Петербурга, где как раз в то время формировалась питерская поэтическая школа, соперничавшая с московской. Ее костяк составили «птенцы гнезда Глеба Семенова»: Кушнер, Горбовский, Соснора, Британишский, Гордин, сама Нина Королева и другие.

В юности Нина была тоненькой девушкой с русой косой, по ее собственному определению, «холодной и хрустальной, фригидной, любопытной и бесстрашной». На ленинградском филфаке ее прозвали «Снежной королевой». Правда, фригидность исчезла, как только начались первые влюбленности в веселые и сумасбродные шестидесятые годы. Об этом свидетельствует ее предельно откровенная любовная лирика:

Мы с тобою пьем перцовку из граненого стакана,
налипают паутинки на серебряное дно,
и рука твоя нежданно валит на спину неловко,
и лицо твое чудное надо мной занесено.

Судьба Нины Королевой разительно изменилась, когда в 1976 году в ленинградском журнале «Аврора» каким-то чудом появилось ее стихотворение — не стихотворение даже, а магической силы реквием по убиенной царской семье. Начался скандал почти столь же громкий, как дело Бродского. Редактора «Авроры» тут же уволили. Более строгого наказания ему удалось избежать, ибо начальство решило, что он был под мухой, когда подписывал номер к печати.

Нину вызвали на правёж. Держалась она стойко, отбивалась, как могла. Обвинение в симпатиях к дому Романовых не приняла и бесстрашно заявила, что расстрел матери с ребенком ничем оправдать нельзя. Чтобы избежать излишнего шума, решили спустить ее дело на тормозах. Королеву не исключили из писательского союза, но запретили публиковать стихи и выступать на поэтических вечерах. Она стала не выездной вплоть до начала перестройки.

К счастью, заниматься научной деятельностью ей все-таки разрешили, в результате чего на ниве российской словесности возник вдумчивый и глубокий ученый, талантливый исследователь творчества Тютчева, Кюхельбекера, Ахматовой и многих других. Сегодня она кандидат филологических наук, ведущий сотрудник ИМЛИ РАН.

Нина Королева — крепкий поэт, камерного, правда, типа. У нее много хороших стихов. Но ее реквием по царской семье больше чем просто стихи. Это явление сострадания, столь необходимого сегодня России. XX столетие оказалось настолько безнравственным и так по-иезуитски жестоким по отношению к человеку, что была утрачена способность к состраданию — одно из самых ценных человеческих качеств. А без него не взойти живым росткам на пепелище духовной жизни. Нина Королева это качество сохранила.

Стихотворение еще и тем замечательно, что в нем трагическое и лирическое мироощущение слиты воедино. Интимно-доверительная интонация и дивная музыка ритма сопровождают этот «плач Ярославны». Вся экзальтация, всё вдохновение, вся жалость и всё сострадание к невинно убиенным сосредоточились вдруг в единой точке души, что и привело к взрыву, вознесшему ее дарование выше отпущенного от Бога предела. Такое бывает только раз в жизни.

* * *