Надо умыться и… и бежать, решил Кевин внезапно. Он быстренько ополоснулся, достал штаны из корзины с грязным бельем и принялся выбираться в слуховое окно под самым потолком.
Его квартира была на втором этаже, совсем невысоко, а еще на стене дома была куча всяких готических украшений, за которые очень удобно цепляться. Так что Кевин грохнулся с высоты только первого где-то этажа. Подвернул немного ногу при приземлении и, прихрамывая, побежал по улице. Надо поймать такси и ехать к папе. Папа заплатит за такси, только бы он был дома…
Было совсем темно, и никто не обратил на него внимания. Кевин завернул уже за угол дома и замахал рукой, увидев такси, когда Людвиг нагнал его.
— Кевин, — позвал тот, хватая его за рукав.
И Кевина снова окатило яростным и страшным жаром его чувств. Рубашка затрещала и порвалась от рывка.
— Отстань, — крикнул Кевин в ужасе и метнулся в какую-то подворотню.
И там наступил на скользкий пакет, врезался в помойку, упал и попытался на четвереньках заползти в щель между контейнерами.
Людвиг схватил его за бедра и выдернул из щели, прижимая к себе.
— Господи, Кевин, и куда ты собрался. Без денег, телефона и ботинок, — прошептал Людвиг, и в словах его больше не было гнева.
Кевин замер в его объятиях, а потом нерешительно поднял голову:
— К папе… на такси.
— Но почему? Что опять случилось? Снова что-то увидел по телевизору? Или где там, в центрифуге своей стиральной машинки?
— Ты на меня сердился. Мне стало страшно, — сказал Кевин, кусая губы и умирая от стыда. Боже, он вел себя даже не как подросток, а как пятилетний ребенок.
— Конечно, сердился, — снова вспыхнул Людвиг, — не каждый день узнаешь, что твой любимый до сих пор страдает по бывшему. А со мной, значит, из признательности был?
Кевин уперся ему ладонью в грудь:
— Почему страдаю? Я… я никогда его не любил, ну, знаешь, чтобы по-настоящему, — он растерянно замолчал, прислушиваясь к Людвигу и себе. Их чувства полыхали рядом, обжигая и рождая томный огонь в чреслах. И Кевин заспешил объяснить то смутное, что никак не могло сформулироваться в его мозгу. И грозило вновь ускользнуть, раздавленное желанием. — Я и тебя не любил по-настоящему, до того… До того, как омегой становиться начал. Тогда, после тюрьмы, мы были вместе, в этом доме отдыха, но ты мне больше как брат был, самый любимый и лучший, но я не умел любить и не видел тебя, а теперь вижу, я знаю, что ты похож на огонь и…
Кевин сбился и замолчал.
— Я несу ужасный бред, да?
— Нет.
— Мне просто трудно со всеми этими чувствами, иногда кажется, что разрывает на тысячу кусков, — Кевин тяжело задышал и прижался к Людвигу покрепче, когда тот положил горячую ладонь ему на живот.
— Я тебя тоже люблю, — сказал Людвиг, и Кевин судорожно вздохнул, утыкаясь лицом ему в шею.
— И больше не ревнуешь к Ма… Уго Леману?
— Давай сначала уйдем уже от этих помоек, — усмехнулся Людвиг.
Они медленно пошли домой, и Людвиг предлагал поднести Кевина до подъезда, “а то совсем хромоножка”, и Кевин со смехом отказывался. И Людвиг спрашивал, правда ли Кевин чует запахи людей странными образами и не сможет ли он понюхать пару знакомых и сказать, на что они похожи — на говно или, например, фиалки. “Не смейся надо мной, — фыркал Кевин и добавлял: — Я еще не встречал людей, которые пахнут, как говно”.
“И это хорошо”, — заметил Людвиг серьезно, чем ужасно насмешил Кевина.
***Полтора года спустя
— И вот, после того, как он чуть не выкинул меня в окно, этот альфа долбанный… эта ошибка природы заявляет, что любит меня. Да чтоб я еще раз! Уж лучше с бетой встречаться буду.
Кевин оторвался от любования своей статьей в журнале “Наука” и посмотрел на треплющегося лаборанта с интересом. Почему-то среди физиков было мало омег, в основном беты. Ну, и альфы, стремящиеся, как правило, к административному руководству. Но вот этот его лаборант был редким исключением — вполне подающим надежды омегой-физиком, аккуратным и не лишенным оригинальности мышления. А еще он пах электричеством, маленькой шаровой молнией.
— Пожалуй, вы правы, — сказал Кевин с усмешкой. — Встречайтесь лучше с бетой, хоть о деле думать будете, а не о всяких безобразиях.
Лаборант печально вздохнул и действительно о чем-то задумался, уставившись на контейнеры метрологической установки. Наверняка ведь не об измерениях радиации, а о своем альфе.
Кевин посмотрел на телефон — ему вдруг тоже ужасно захотелось увидеть Людвига. Похвастаться публикацией в авторитетном журнале, рассказать о том, как поздравляли его коллеги. Но увы, было только три часа дня, и Людвиг будет дома еще не скоро.
— Пожалуй, я сегодня уже не вернусь, — сказал он, направляясь к выходу.
— Да-да, конечно, до свиданья, — рассеянно отозвался лаборант.