Кевин взбежал на крышу и сел возле вентиляционной трубы, глотая слезы. Крыша была открыта всем ветрам, и даже маленького бортика не было у ее краев, но Кевин знал, что этот суицидальный соблазн был ложным. Пологая площадка с двухметровым прозрачным бортиком опоясывала здание этажом ниже. Архитекторы позаботились и о безопасности и о чувстве свободы пациентов, подумал Кевин со злой усмешкой. Вокруг сплошной обман. Он поднял голову, наблюдая за кружащимися высоко в небе чайками. “Подобно птице в облака”, так, кажется, сказал его папочка… Ветер на крыше был пронзительно холодным, а вентиляционная труба — чуть теплой. И надо было спускаться, чтобы не простудиться в тонкой рубашке, но Кевин не шевелился, упрямо обхватив себя за плечи. Словно мстил сам себе непонятно за что.
— Кевин, вот вы где, — рядом с ним, легко улыбаясь, опустился психолог.
Кевин отвернулся, сердито раздувая ноздри. Психолог был совершенно седым уже альфой, и запах его был похож на позднюю-позднюю осень. Или на мореный дуб.
— Я хочу побыть один, не нужны мне эти ваши!..
— Вы совершенно замерзли, — покачал головой психолог и накинул на плечи Кевина свой пиджак. — Если заболеете, то придется делать перерыв в терапии.
— К черту терапию, — сказал Кевин и неожиданно всхлипнул. — Я не хочу быть омегой, не хочу!
— Наконец-то вы это признали, — усмехнулся психолог. — Какой прогресс, Кевин.
Кевин изумленно обернулся к нему:
— Я только сейчас не захотел, что вы несе… говорите.
— А разве вы не боялись омег после убийства? — наклонил голову психолог.
— Те омеги были психи, экстремисты, — нахмурился Кевин и сердито покосился на психолога. — Ну, да, боялся, я же сам вам рассказывал об этом.
— А почему же согласились тогда на терапию?
— Ну… меня же из-под следствия из-за этого вытащили…
— А потом? Когда ваше дело закрыли благодаря встречному иску вашего адвоката? — поднял брови психолог. — И из-за отсутствия доказательств? Вы ведь невиновны пред лицом закона, и ничто не вынуждает вас скрываться здесь. Зачем же вы пришли?
— Людвиг. Он хотел меня своим омегой. Отстаньте уже от меня, пожалуйста, я же сказал, что хочу быть один, — пробормотал Кевин.
— Как вы думаете, можно ли настоящего омегу, такого, например, как ваш отец, заставить делать то, что он не хочет? Каким-либо образом, кроме грубого принуждения.
— Замолчите, это он вас послал, да!? — закричал Кевин, из глаз его снова брызнули слезы.
Психолог встал:
— Вы знаете, что такое быть полноценной и самостоятельной личностью, Кевин?
— Вы сто раз это мне уже говорили, — отвернулся Кевин, кусая губы. Словно какой-то бес толкал его дерзить и грубить, и он не удержался, добавив противным дразнящим тоном: — Любить себя, осознавать свои приоритеты, ни от кого не зависеть во мнении, бла-бла-бла.
— Что ж, — засмеялся психолог, — вы делаете первые шаги на этом пути. Осознали наконец свои желания и отделили их от желаний вашей авторитетной персоны. И, кажется, прямо сейчас свергаете ваши детские авторитеты с пьедесталов своей души. Поздравляю вас, Кевин, вы в начале пути, чтобы стать настоящим омегой — гордым и независимым. И я рад за вашу свободу, ведь даже если вы прервете сейчас терапию, вы будете помнить о ней и знать, каково это — знать свои желания и чувства других людей.
Психолог ушел, а Кевин остался сидеть на крыше, кутаясь в его теплый пиджак. Он смотрел на птиц, вспоминая о своем альфа-отце. О братьях и об омега-отце, каким тот был давным-давно, в детстве Кевина. И о Людвиге. Столько лет Людвиг был ему просто хорошим знакомым. А потом стал любимым, самым главным в жизни человеком. Но все это время Кевин не видел его настоящего. И не увидел бы, если б не начал превращаться в омегу.
***
Людвиг разгладил ладонью рекламный буклет. Песчаный пляж и синее море, уютный отель для семейного отдыха — Кевину должно понравиться. Его обещали отпустить из клиники на четыре дня, небольшой перерыв в омега-терапии, и Людвиг взял несколько отгулов, чтобы съездить куда-нибудь вдвоем. И сейчас ждал Кевина в холле, специально не стал подниматься — хотел устроить сюрприз.
Около лифта вертелось несколько бет из другой группы, уже почти омег. Они возбужденной стайкой передвигали тяжелые горшки с кактусами, а один из этих бет-омежек с круглым пузом стоял поодаль.
Неужели такое возможно во время омега-терапии? Вдруг и Кевин забеременеет, будет носить их малыша, маленького беточку-деточку, станет круглый и беспомощный. Людвиг незаметно вытер вспотевшие руки о штаны, представив Кевина с животом.
Меж тем пузатый бета запустил руки себе под халат и достал футбольный мяч. А потом встал раком в импровизированные ворота — между двух здоровенных кактусов, задницей к своим товарищам, и те принялись по очереди кидать в него мячом. Людвиг так увлекся этим зрелищем, что чуть не пропустил появление Кевина, тот пытался незаметно подкрасться со спины.
— Угадай, — Кевин закрыл ему глаза руками.
— Кевин, — Людвиг чувствовал, как запах Кевина мягко обволакивает его, вызывая в теле привычную теплую волну.