Ошибка просветления

Вы не должны воспринимать буквально то, что я говорю. Люди, воспринимающие всё это буквально, таких дров наломали. Вы должны проверять каждое слово, каждую фразу, и смотреть, имеет ли это какую–то связь с тем, как вы функционируете. Вы должны проверять это, но вы не можете принять это — к сожалению, это факт, другого не дано. Записывая это, вы принесёте больше вреда, чем пользы. Понимаете, я в весьма сложном положении: я не могу помочь вам; всё, что бы я ни сказал, будет вводить в заблуждение.

У. Г.: Скажи это просто. Я не могу понять очень сложную структуру — мне это трудно, понимаешь. Наверное, я слабо выраженный идиот или что–то вроде того, я не знаю — я не могу понять отвлечённое мышление. Ты можешь выразить это очень простыми словами. В чем именно твой вопрос? Потому что ответ уже там; я не должен давать тебе ответ. Обычно я перестраиваю вопрос, перефразирую его так, чтобы он оказался бессмысленным для тебя.

Вопрос: Ответ, скрытый в вопросе, выносится на поверхность?

У. Г.: Вот и всё. Вот почему я и хочу понять, в чем именно твой вопрос. Тут нет никакой хитрости. Я не хочу подбрасывать тебе ещё один вопрос. Но я должен понять твой вопрос, тогда я смогу выразить его по–своему и отбросить его назад тебе. И ты сам обнаружишь, без моих подсказок, что в этом вопросе нет никакого смысла; впрочем, я не говорю: «Твой вопрос — бессмысленный вопрос».

Знаешь, этот диалог помогает только тогда, когда мы доходим, мы оба, до сути дела и осознаем, что никакой диалог невозможен и никакой диалог не нужен. Когда я говорю «понимание», «видение», эти слова означают для меня нечто другое.

Понимание — это состояние, в котором уже нет вопроса; ничто там не говорит: «теперь–то я понимаю!» — это основная преграда между нами. Ты можешь понимать то, что я говорю, но это тебя ни к чему не приведёт.

Я хочу подчеркнуть ещё один момент: все вопросы, которые ты задаёшь, должны быть твоими собственными вопросами — тогда есть смысл продолжать диалог. Это должен быть твой вопрос. Так есть ли у тебя вопрос, который ты можешь назвать своим собственным, вопрос, который ещё никто никогда не задавал до тебя?

В: Нас интересуют многие вопросы, которые задают люди, и мы чувствуем, что это наши вопросы.

У. Г.: Каковыми они не являются. Ты обнаружишь, что это совсем не твои вопросы.

Вопрошающему должен прийти конец. Именно вопрошающий создаёт ответ; а вопрошающий возникает из ответа, иначе вопрошающего нет. Я не пытаюсь играть словами. Ты знаешь ответ и хочешь подтверждения от меня, или ты хочешь, чтобы я пролил свет на твою проблему, или тебе любопытно — если ты хочешь продолжать диалог со мной по какой–то из этих причин, ты просто теряешь время зря; тебе надо пойти к богослову, мудрецу, учёному мужу — они могут пролить свет на подобные вопросы. Всё, что меня интересует в таком диалоге, это помочь тебе сформулировать твой собственный вопрос. Попытайся сформулировать вопрос, который ты можешь назвать своим собственным.

У меня вообще нет вопросов. Я прихожу сюда и сижу, и тут у меня пусто, но не в том смысле, в котором вы используете слово «пустота». Пустота и полнота — это отнюдь не две разные вещи; невозможно провести границу между вакуумом и полнотой. Но тут нет ничего — ничего, так что я не знаю, что я скажу. Что ты извлечёшь из меня — это твоё дело — оно твоё, а не моё — тут нет ничего, что я мог бы назвать своим собственным. Это твоя собственность, потому что ты извлёк из меня ответы — это не моё, я не имею никакого отношения к этим ответам. Это не ответ. Я не даю тебе никаких ответов.

Это как любое другое рефлекторное действие: ты задаёшь вопрос, и что–то выходит отсюда. Я не знаю, как это работает. Это не продукт мышления. Всё, что выходит из меня, производится не мыслью — но что–то выходит. Ты бросаешь мяч, и мяч отскакивает, а ты называешь это ответом. В действительности всё, что я делаю, это перестраиваю вопрос и отбрасываю его тебе назад.

В: Вопрос извлекает ответ?

У. Г.: На вопрос нет ответа, так что вопрос больше не может оставаться там. В этом смысле у меня нет никаких вопросов, кроме вопросов, необходимых мне, чтобы функционировать в этом мире, — других вопросов у меня нет.

В: Ваш ответ — это только отражение вопроса?

У. Г.: Это не мой ответ, потому что вопрос больше не остаётся здесь. Вопрос становится как будто моим вопросом; поскольку у него нет ответа, он не ждёт никаких ответов; вопрос сжигает сам себя, и остаётся энергия. Ты не можешь продолжать так девять или десять часов, а я могу. Это не истощение энергии, а постоянное прибавление её. Речь является энергией: речь — это выражение этой энергии.

В: А что, если я спрошу вас, скажем, о квантовой механике?