Ю.: Это гипотетическая ситуация. Возможно, я ударил бы его в ответ, я не знаю. Я не проповедую ненасилие. Вероятно. Я не знаю, понимаешь. Проблемы в том, что ты хочешь быть подготовленным к каждой ситуации.
Ю.: Есть такая вещь, как физический страх, — этот страх необходим для защиты человеческого организма — он очень важен. Физический организм знает, что делать в определённой ситуации, и тебе не обязательно думать об этом. Нет никакой подготовки. Если появляется змея, ты отступаешь назад. Вот и всё; ты не думаешь об этом. Физиологическая защита — это всё, что интересует физический организм; и ничего больше.
Структура, которая всегда размышляет о каждой возможной ситуации, как быть подготовленным к любого рода ситуациям, которые могут возникнуть в ходе твоей жизни, это штука бессмысленная, потому что каждая ситуация отличается от другой.
Жизнь ведёт тебя. Я не хочу употреблять слово «жизнь», потому что оно всё мистифицирует. Этот организм заинтересован в том, чтобы защищать себя, и он знает, как выжить. Когда я иду на прогулку, я говорю друзьям: «Пожалуйста, ради бога, смотрите; не думайте!» Тебе не нужно думать. Просто используй свои глаза и уши, и они направят тебя.
Зрение становится необычайно ясным, механизм слуха становится чрезвычайно чувствительным, вот и всё; это не ясность мысли. Теперь у них появилось то, что называют «сенсорной недостаточностью». Они пытаются достигнуть противоположного. Чувства здесь не лишены своей активности; у них праздник: они отправляются куда хотят и думают что хотят, всё что приходит. Как воды реки Ганги: с берегов вы сбрасываете наполовину сожжённые тела, мерзкие нечистоты, всё грязное; пять минут спустя она кристально чистая. То же самое с мыслью: нет «хорошей» мысли, нет «плохой» мысли, нет «чувственной» мысли, нет «духовной» мысли; все мысли одинаковы.
Ты можешь спросить: «Как у такого человека могут быть чувственные мысли?» Он ничего не может сделать, чтобы подавить эту мысль или дать этой мысли простор для действия. Это реальность, факт. Иногда ко мне из ниоткуда вдруг приходит чувственное воспоминание о занятии любовью с моей женой. Но когда эти мысли пытаются укорениться там, всё в тебе сжимается — тебе не нужно ничего делать. Мысли не могут там оставаться — нет продолжения, нет надстройки — ты знаешь, что это, и на этом всё заканчивается — всплывает что-то другое. Но у вас этим не заканчивается; ты говоришь: «Как у меня могут быть эти чувственные мысли?» Ты думаешь, что ты не свободен, если у тебя возникают чувственные мысли; но если их нет у тебя, можешь быть уверен, что ты не живой человек. Будь то святой или грешник, он должен откликаться на каждый стимул. Нет никакой сублимации — всё это полная чушь. Святые врут — это чепуха, вздор — не верьте всему этому. Какой толк осуждать себя, говорить себе, что ты грешник? Что за ерунду ты говоришь! Ты должен откликаться — если есть женщина, должен быть физический отклик — а иначе ты труп.
Но здесь нет продолжения, нет надстройки; всплывает что-то другое. Мысли приходят и уходят; они повторяются — это так смешно.
Не то чтобы я наблюдал за этим, как кто-то, желающий повеселиться. Чаще всего ты даже не знаешь, что они там. Они там не могут оставаться; они движутся. Когда ты признаёшь, что есть проблема, прекрасно, она не может там долго оставаться; её выталкивает следующая мысль. Тебе ничего не приходится делать; ещё до того, как ты осознал, что происходит, её уже нет. Когда ты пытаешься посмотреть на неё, её нет; то, на что ты смотришь, полностью отличается от того, что там было раньше. Это не проблемы; они становятся проблемами, только когда ты сидишь в углу, пытаясь медитировать и контролировать все свои мысли. Мысли бьют ключом внутри тебя. Как ты можешь контролировать это? У тебя нет контроля над этим. Ты не можешь контролировать это. Всё это тщетное занятие. Тебе ничего не нужно делать.
Этот человек — не скала; на него воздействует всё, что здесь происходит. И он не беспокоится о том, чтобы создать броню. Религиозный человек возвёл вокруг себя броню. Здесь же совокупный процесс прекратился: единственное действие — физическое; только на этом уровне. Чувства скачут, как дикие лошади — их никто не контролирует — они бегут туда, сюда, куда угодно, как того требует ситуация. Это действие есть движение жизни, настоящее движение жизни, и у него нет направления. Если ты признаёшь эту беспомощность, проблема решена — вот почему я говорю, что для тебя нет свободы действия. Я говорю не о фаталистической философии; но о предотвращении вмешательства прошлого в настоящее и окрашивания его.
Все эти разговоры об