Ошибка разбойника (СИ)

— Ни мне, ни нашему проклятому капитану ни на земле с ними не встретиться, ни на небе. На земле нет их, а нам с ним в пекло потом, не на небо. Дворянку-то капитан сразу убил, чтоб не мучилась, прикрыл плащом и крест рядом с ней положил, а служанок матросам отдал позабавиться…

Кончита судорожно втянула в себя воздух и стиснула зубы, заставляя себя слушать дальше.

— …Сам-то он добычу считал, к женщинам не притронулся — не до того. Ему нужно было, чтоб мы развлеклись, меньше думали, не обойдёт ли он нас при разделе добычи. И вина нам не пожалел. Они обе были уже еле живые, когда мы спросили его — как с ними дальше? Дать отлежаться, а на берегу отправить в бордель, или, может, себе кто захочет? А он: «Вот ещё, дурни! Они же свидетели! За борт!» Да наши и сами-то понимали, что нельзя их оставлять, но не решались без команды убить. Младшая совсем молоденькая была, плакала «Только не убивайте», в бреду металась уже, а всё просила не убивать. Её за руки за ноги раскачали, а она пальцами за чей-то рукав уцепилась. Уж мы пили в ту ночь… Капитан разведал, кто не трогал их, кто потом ходил дёрганый — их скоро волной смыло, то есть нам так сказали — волной. Я простой матрос был, а в помощниках у него самые головорезы ходили. Время прошло, позабыли. На море ведь всякое: шторм, цинга, собачья работа. Кто мягкий и нежный, долго не проживёт, памятливые — ещё меньше.

— Ты через десять лет вспомнил, когда в Сегилье заговорили об «Эспаньоле»? — севшим голосом спросил подавленный казначей.

— Радовался, как наш капитан бывший выкрутился. Заросло всё давно. А тут… по улице шёл, дети играли, — лицо бывшего матроса перекосилось от боли. — Мальчишки друг дружку пятнали с криками «Ты убит!», «Убью я тебя!» А девчушка маленькая всерьёз приняла, испугалась, заплакала и голосом тоненьким «Только не убивайте!» У меня нутро всё перевернулось, ноги враз подкосились, стоял я, как перед виселицей, где мне и место. Малявку-то успокоили, приласкали, а мне покоя больше не будет… Каждую ночь снится та молоденькая служанка и просит не убивать. Вино пью, настой взял у аптекаря — только хуже. Проснуться не могу, а она всё приходит и просит.

— Поэтому ты пытался повеситься?

— Да. Всё равно душе пропадать.

— К священнику-то ходил?

— И к нему ходил. Исповедался, а он мне — сдавайся властям, иначе тебя грехи не отпустят.

— Почему же не сдался?

— Кто мне поверит? Скажут, что сумасшедший, клевещу на благородного господина. Не казнят, а тихо придушат по приказу сеньора дель Соль. У него и в тюрьме свои люди, и в страже.

Заговорщики сидели, не смея поднять друг на друга глаза. Роберто шепнул:

— Всякое я припомню, и по мне виселица давно обрыдалась, а такого вот не было.

Только сейчас пытавшиеся выбраться из-под власти оскорблявшего их и угрожавшего им человека Кончита и сеньор Мендес осознали, с каким чудовищем они решились померяться силами. Себя они чувствовали брошенными в бурный поток котятами и не представляли, как можно выбраться. Но когда Роберто угрюмо спросил:

— Что, расходимся?

Казначей и служанка одновременно подняли головы и, не сговариваясь, ответили:

— Нет.

44. Планы

Первое возбуждение от собственной решимости скоро прошло. Никто из заговорщиков не представлял, какой путь поможет им избавиться от дона Стефано. Роберто решительно заявил:

— Если думаете, что я или Пабло можем тихо убить его — выбросьте глупость из головы. Осторожен он, да и не только. Такого важного кабальеро запросто не убьёшь, рыть землю стражники будут, заодно и герцог, раз главаря нашего решил на должность назначить. Бумаги найдут, выйдут на нашу банду, а я один на себя всё брать не стану.

Бывший матрос заговорил о своём:

— Священник сказал: сдать властям. Пусть казнят его, и меня пусть казнят, а если я его тайно убью — умножу грехи.

— А я не собираюсь на плаху! С грехами и без властей разберусь! — Роберто зло оборвал подельника.

— Со стражей можно заключить сделку, — стал объяснять сеньор Мендес. — Менее важных преступников отпускают, если они помогут поймать главаря.

— С чего мне поверят больше, чем кабальеро? На меня всё и свалят!

— Дон Бернардо…

— Комендант простой, как пареная репа! Что я ему про дона Стефано стану рассказывать, он половины не разберёт, зато увидит — я точно разбойник.

— Не так уж он прост.

— Плавали, знаем. Синица в руках ему будет надёжнее.

— Комендант знает про «Эспаньолу»! Как услышит рассказ Пабло…

— И что? Пабло вот-вот рехнётся совсем! Кто поверит ему? Пока тот сеньор, что в сейчас в Мовритании, не вернётся, за «Эспаньолу» дьявола нашего не притянуть.

— Наш комендант сдружился с новым следователем инквизиции, — стал рассуждать вслух казначей. — А дон Себастьян…

— Нет! — выкрикнул Роберто и хлопнул ладонью по столу. — К инквизиции близко не подойду! От чего чист, так это от колдовства и измены! Пусть следователь занимается делом в Талоссо — подальше от нас!

Обвинения в колдовстве подручный дона Стефано боялся так же, как его сеньор — до дрожи в коленках. Все замолчали, а Кончита с горечью произнесла:

— Простые мы, против благородных никак.