За это время Малия успевает спустить в слив восемьдесят учебных часов и по меньшей мере одиннадцать раз ругается с отцом, который вдруг заделывается в строгого папочку, читающего нотации вместо промаслившихся газет. Однажды он, не подумав, ляпает про Дом Айкена, и ей, чтобы только язык его через его же реберную клетку не пропустить, приходится спать на жухлой подстилке из листьев.
В ней сейчас койота больше, чем человека, потому что ржавый якорь тонет в сердце Лидии Мартин - не Малии. Она разрывает зубами кроваво-полосатые стейки и блюет в бумажный пакет, думая, что окончательно сдвинулась со своего оттраханного ума.
Пытается за себя цепляться, но не выходит: облезлый лабрадор отца так некстати встает на пути. Малия закапывает его, разодранного и мертвого, на заднем дворе, выцарапывая на камне нелепую кличку, и ни черта не понимает, потому что жалость быть должна, а ее нет.
Вечером врет отцу, что понятия, где собака, не имеет. А ночью пробирается к могиле и рыдает навзрыд, цепляясь пальцами за волосы, потому что не должна была, не сейчас, боже, не в этот раз.
У нее дыра вместо сердца. Дыра в форме Стайлза, с воспаленными краями и пластами дешевого скотча. Чтобы себя терять, время есть, потому что клетчатого мальчика давно уже лишилась.
Она сидит час, два. Желтый диск повисает в утренней дымке, как белье на веревках. Малия бы сорвала, порвала, затоптала старой подошвой, чтобы дня нового не видеть. Чтобы только без мыслей (я тебя никогда не оставлю).
Ты уже, Стайлз, - хочется выть, но горло молчанием царапает. Она ненавидит клетку, ненавидит фланелевые рубашки, потому что Стайлз, потому что о нем болит.
Она на себе ткань рвет. Треск такой, будто ломаются ветки. И кости.
Малия падает на колени, лицо в ладонях пряча. И плачет, захлебываясь почти. Если бы не отец, утонула и никто бы не нашел.
Он сжимает в объятиях и тащит в дом, ни черта не понимая, потому что его дочь во дворе по утрам не рыдает.
Малию от самой себя тошнит, серьезно, но знает, что все из-за него.
Монстр внутри душит слезами, и она бы рада отцу объяснить, но тот смотрит по-детски напугано, так, что врезать хочется.
Малия отталкивает Чарли и рычит почти, сверкая (не голубыми) глазами. Хочет бежать, сбежать, вот так, без рубашки, без себя-человека, но визг тормозов за окном буквально кричит, что идея идиотская.
Самообладание возвращается, когда выходит из дома. Учуяла даже за бетонными стенами:
Рэйкен.
- Какого черта ты делаешь здесь? - она припечатывает его к панельной стенке и смотрит, как бегают зрачки, а губы в усмешке кривятся, но дрожат.
- Что с тобой? - Малия спрашивает, потому что Тео перед ней до задницы странный. Весь неправильный, с изрешеченными красным белками и опаляющим дыханием.
- Рад видеть тебя, Малия, - говорит привычно, и сердце бьется ровно, но со скоростью в икс два.
Она толкает его с лестницы. Он предсказуемо не удерживается: на землю валится и улыбается безумно, вроде того конченного Марли с полосатой шапкой и хипповым фургоном - Стайлз говорил.
- Малия, - начинает он, облизывая окровавленные пальцы, и смеется нелепо, - есть подарок для тебя.
Поднимается в два счета и шепчет уже на ухо, проводя языком медленно и опускаясь к губам.
Зверь внутри стонет, тянется, цепляется за край черной футболки. Зверь, не Малия. Она успевает оттолкнуть раньше, чем совершает ошибку. Смотрит (теперь уже голубыми) и видит банку в руках.
- Что это? - круглые таблетки в ней отливают красным.
- Хватит одной, чтобы убить его, - и смеется.
Малия сглатывает.
Он понял, потому что слышит. Но они не поверят. Стайлз, стая. Никто. Теперь нет.
- Пошел к черту, Рэйкен, - почти выплевывает в лицо, оставляя на скуле хейловскую отметину. Сукин сын.
- Я нашел ее, Малия, - в ублюдочном наборе больше сотни ублюдочных улыбок. - Пустынную волчицу. И я пришел сказать, что она здесь.
она вернулась,
чтобы прикончить тварь внутри тебя.
========== слышит ==========
Комментарий к слышит
с каждым словом это становится все более странным.
Малия бежит.
От себя, Стайлза, матери, стаи, но не от того, что внутри.
Это в нее запечатано, скрыто за прутьями выжженных ребер и полосой из пепла (все Хейлы боятся огня).
Малия оставляет отцу записку, в которой просит не искать, и едет на север. Туда, где никто не попытается помочь. Ей не страшно, ей просто нужно выиграть время. Больше времени.
Она бежит от Волчицы, а Волчица бежит за ней - замкнутый круг, в которым нет места пятым колесам.
Ближе к Орегону начинаются дожди, и дворники противно скребут по залитому стеклу. Из вещей - куртка, фото с отцом и деньги в карманах.
Малия в день спит меньше двух часов, и едет, едет, не останавливаясь. К концу третьего в животе орудуют ножами. Прорывают кожу, копают острием, будто лопатами, разрывают ткани и связки органов. Малия съезжает на обочину и выскальзывает из машины, пополам сгибаясь прямо на грязной земле. Темнота вокруг, как задник в сверхмодном театральном спектакле - о таких говорила Лидия. Она не знает, почему все еще помнит это, ведь не важно совсем (не так, как Стайлз).