Ошибка (СИ)

Малия скулит, как сбитая собака. Глаза вспыхивают сапфирами, но гаснут тлеющей луной. Ей плохо, и она понятия не имеет, что делать.

Щупальца дождя (спасибо, не смерти) забираются под куртку, рифленую подошву кед, касаются острых скул, оставляя прозрачные росчерки.

Малия знает, что поступает правильно, потому что морализм МакКолла корни пустил и в нее. Но замерзает, потому что насквозь промокла.

Она забирается на заднее сидение и включает печку, хотя бензин и без того практически на нуле. Дышит на руки, упираясь затылком в запотевшее стекло. И говорит, одними губами, но громко для тишины железной коробки:

- Тш.

Со сдвинутыми к переносице бровями, почти сурово - и все равно больно.

У него будут родинки под ребрами, ямочки и желание лезть везде и всюду. В два он засунет палец в розетку. В три, босой, попытается перепрыгнуть через раскаленные квадратики плиток. В четыре.

Это то, что никогда не станет ребенком, Скотт.

тварь.

койоты съедают своих детей.

она здесь.

твоя мать хочет убить тебя.

В пустоту поля бьет звуком гром. Малия просыпается, и сердце в груди отбивает чечетку. За стеклами вместе с туманом поднимается рассвет - слишком много времени потеряла, слишком мало осталось.

Останавливается в Мейвилле вечером, когда небо затягивают тучи с желтыми брюхами. Круглосуточный и, очевидно, единственный маркет неприветливо смотрит грязными стеклами глаз. Малия толкает дверь и понимает, что сил еле хватает даже на это (будто снова в Айкене).

Проходит мимо витрин, видя, как впали щеки. Она выглядит ужасно и знает, что не конец, что будет хуже, если переживет.

Малия не смотрит дальше застывшей стрелки на часах, потому что будущее - роскошь не для нее. Она теряет силу и теряет себя. Ту, которая хочет мстить, защищать, бороться.

которая хочет жить.

Края дыры в груди кровоточат чуть меньше, потому что ей все равно теперь, потому что она устала.

- Малия?

Она видит Криса, который вдруг оказывается рядом. В математике профан, но знает, что вероятность встречи была нулю равна.

Он не спрашивает, что делает здесь. Не говорит про мешки под глазами и искусанные до крови губы. Не смотрит удивленно. Просто обнимает и ведет на парковку, а после также просто усаживает на диван в крошечной белой квартирке с облупившейся краской на стенах.

У Малии сил нет, чтобы сопротивляться. (Вообще ничего нет).

Крис улыбается устало, наливает чай и садится напротив. Ждет, что сама все расскажет.

- Я беременна. От Стайлза. И мне придется убить вас, если скажете им, где я.

- Не скажу.

У него сердце бьется ровно: не лжет. И, кажется, не удивлен. Ничем абсолютно.

- Тебе надо поспать, Малия.

Крис протягивает плед и дарит улыбку, как маленькой девчонке. А затем уходит, и Малия слышит только, как хлопает входная дверь.

Она просыпается утром от звука шипящего масла и стука капель в окно. Но не помнит, как засыпала, хоть убейте.

- Что вы вчера подмешали в чай? - щетинится, как собака, застывая на пороге кухни.

- Ничего, - и опять говорит правду.

- Зачем помогаете мне?

- Потому что тебе нужна помощь.

Крис выкладывает яичницу на пластиковую тарелку и двигает к ней.

- Нет, не нужна, - она рычит, но все равно подходит ближе, хватая вилку.

- Ты не обязана доверять мне, Малия.

- Я и не доверяю.

Она смотрит исподлобья, и Крис убеждается в том, что она сама еще ребенок, и знает, что должен оградить и помочь, потому что не справится. И тогда он говорит:

- Если ты хочешь спасти друзей, постарайся для начала понять себя.

========== чувствует ==========

Его звонок перенаправлен в автоматическую систему голосовых сообщений.

“Привет, меня сейчас нет на месте.”

Звуковой сигнал.

“Это Стайлз. Каждый день я прихожу к твоему отцу, и мы вместе ждем. Прошел месяц. Что-то происходит, и я уверен, что только ты сможешь объяснить мне. Вернись, просто

возвращайся назад”.

//

Малия с Арджентом в пыльной квартирке живет тридцать три дня и все это время понимает себя. Она пытается понять, но ничего, правда, не выходит. Они вместе спят на диване и переходят на “ты”, и это единственное, что ясно, что вроде как не меняется и меняться не планирует.

Но теперь она чувствует, как он растет, как прогрызает себе путь волчьими зубами, которых быть не может. И видит распухший живот, растянувшийся, будто шар, и скрывает его за арджентовскими футболками. Не такой большой, как говорят, но круглый и нелепый, ужасно нелепый.

Крис называет его нескладным “ребенок”, и Малия скалится по-волчьи, чтобы он заткнулся. Между ними пропасть в тридцать лет, но он не строит из себя папочку, а она не вешается на шею, поэтому как-то живут, и обоих это устраивает.

Его люди передают, что видели Волчицу на границе с Мексикой, и в запасе остается времени больше, чем изначально, чем в принципе требовалось, поэтому стремление убить в подкорке заседает маниакальным и нездоровым почти. Крис ее не осуждает, но у него взгляд всякий раз, когда об этом, устало-досадливый.

Ее по-прежнему и без изменений тошнит, и Арджент утрами/днями/ночами подставляет ведро, как должное, - это вроде немого соглашения. А еще она впервые улыбается. И говорит обычное, но для них важное: