Ошибка создателя

- С ума сойти, как свистела и трещала эта тварь! - с облегчением сказал капрал, когда француз убил мышь.

- Мы ничего не слышали,- заметил ван Деерт.

- У вас не уши, а металлические щиты! - выругался капрал.- Идите!

- Но, капрал…

- Идите! - заорал он.

«На них можно только орать,- подумал капрал… Теперь, когда свист, так мучительно рвавший уши, исчез, он чувствовал страх и слабость…- Если никто ничего не слышал,- подумал он,- почему я это слышал?..

- Нервы,- решил он.- У всех сдают нервы…- И оборвал себя:-Ты бывший солдат рейха, ты не должен распускаться, как какой-нибудь славянин!»

Его рука наткнулась на шуршащий газетный лист, и он с нежностью, как спасение и лекарство, погладил его, ибо этот газетный лист открывал ему путь в Европу, к которой он так долго, с 1945 года, стремился и в которую только сейчас мог, наконец, вернуться… «Гуго Хуберт,- гласило сообщение в газете,- мертв!»

Хуберт - это был он, капрал наемников Чомбе. «Более восемнадцати лет, говорилось в газете, разыскивается как военный преступник Гуго Хуберт, исполнитель варварских акций по уничтожению мирного населения Бельгии, Франции и Голландии. Международный военный трибунал в Нюрнберге приговорил Гуго Хуберта заочно к смертной казни. Гуго Хуберта искали в самых разных уголках земного шара, прежде всего в Латинской Америке, но не нашли… На днях прокуратура Франкфурта-на-Майне объявила Гуго Хуберта мертвым и сообщила о прекращении его поисков. Решение прокуратуры основывается на показаниях свидетелей, утверждающих, что Гуго Хуберт был убит во время одной из бомбардировок Берлина в самом конце войны…» Сигнал к Возвращению - так воспринял капрал сообщение о своей смерти. Сейчас, когда власти перестанут проявлять внимание к его особе, он может снять с текущего счета в Солсбери заработанные в легионе деньги и вернуться в Западную Германию. Разумеется, под чужим именем. А внешность…- Он задумчиво провел рукой по лицу.- Внешность… Его, наверное, не узнала бы и родная дочь, не погибни она в ту же черную ночь на первое мая при бомбардировке Берлина.

«Деньги, деньги, деньги - вот что мне сейчас нужно! - думал капрал, прислушиваясь к тому, как сбегали по его широким лопаткам струйки пота.- Только деньги! И осторожность! В компании подонков, составляющих легион, следует соблюдать особую осторожность! А там - Германия…»

Сладкая боль охватила сердце капрала… «В конце концов, Буассар, Усташ, ван Деерт - это славяне, французы, голландцы…- Капрал презрительно усмехнулся…- Таких грузили в вагоны и везли в Великую Германию, как рабочий скот…- Он негромко повторил эти слова вслух:-Рабочий скот… Такими они и остались…»

Эта мысль капрала удовлетворила, и, пока над лагерем сгущались сумерки, он сосал пиво из вскрытой жестянки и думал о Возвращении.

Ночью я проснулся от резкой, ломающей суставы боли. Француз тоже не спал.

- Голова разламывается,- ответил он на немой вопрос.- Включи фонарь. Я уверен, мой язык обложило известью.

Но его язык был чист.

Я выглянул из палатки.

Трава чуть серебрилась. В просвете лохматых веток, оплетенных лианами, светилось несколько звезд. Очень далеких, чужих, недостижимых…

Я вдруг поймал себя на том, что думаю не по своей воле. Будто мысль о необыкновенной отдаленности звезд была внушена мне. Прислушался…

В лесу было тихо. Даже ночные птицы замолкли, и это еще больше укрепило меня в той мысли, что рядом с палатками кто-то есть. Это не было чувством опасности - тренированный человек определяет такое сразу. Скорее - чувство присутствия кого-то. Но кого?

В рассеянном лунном свете я различал тени кустов и палаток, видел покосившийся «джип», и вдруг в траве мелькнул слабый отсвет, будто кто-то на мгновение включил фонарь.

Вытащив из-под спального мешка нож, я скользнул в густую траву, но интуиция подсказала мне, что торопиться не следует. Сменив нож на фонарь, я сразу, неожиданно, осветил подозрительное место.

Это был оборотень.

Он лежал рядом с «джипом», и трава вокруг него была совершенно черная, будто ее побил заморозок.

Опустившись на корточки, я потрогал оборотня, и там, где мои пальцы его коснулись, родилось и расплылось бледное свечение. Я усилил нажим, и оборотень вспыхнул весь целиком, как гигантский радиоглаз. Я вздрогнул. Ощущение было такое, будто оборотень мне подмигнул.

«Это же не человек,- сказал я себе.- Человек должен ходить на двух ногах, иметь две руки, пару ушей, пару глаз, один рот и не быть чрезмерно голым или волосатым. И, конечно, не должен дырявить чужие «джипы»… Надо будет спросить бабингу, что слышал он о подобных зверях?..» Я закурил. Было влажно и душно.

Утром все проснулись с головной болью.

- Всю ночь снилось,- жаловался француз,- что меня хотят повесить. Может быть, Усташ, меня и есть за что повесить, но не понимаю, зачем это делать именно во сне?

Я не ответил.

Хмурые, мы собрались за столом, и капрал, держась за голову, спросил:

- Что мы ели вчера?

- Это надо спросить у негра,- со значением подсказал голландец.

- Бабинга, ты ничего не перепутал? - спросил капрал.- Ты положил в мясо какие-то травы, да?