Ошибки, которые были допущены (но не мной)

Тем не менее, почему же невиновные подозреваемые не продолжают просто отрицать свою вину? Почему они не злятся на следователя, как согласно методике Рейда, должны вести себя невиновные люди? Предположим, вы невиновный человек, которого пригласили в полицию для беседы, возможно, «чтобы помочь полиции в расследовании Вы и не догадываетесь о том, что вы — главный подозреваемый. Вы верите полиции и хотите ей помочь. Однако детектив говорит вам вдруг, что ваши отпечатки пальцев обнаружены на оружии убийства. Потом вы не проходите тест на детекторе лжи. Вам говорят, что вашу кровь нашли на теле жертвы или что кровь жертвы была обнаружена на вашей одежде. Эти утверждения вызовут у вас сильный когнитивный диссонанс:

Комплекс знаний 1: Я не был там. Я не совершал преступление. Я не помню об этом.

Комплекс знаний 2: Надежные и вызывающие доверие люди, обладающие властью, говорят мне, что мои отпечатки пальцев найдены на оружии, что кровь жертвы нашли на моей рубашке, а свидетель видел меня в том месте, где, как я уверен, я не был.

Как вы разрешите этот диссонанс? Если вы достаточно сильны, достаточно богаты или у вас достаточно опыта общения с полицией, чтобы знать, что вас подставляют, вы скажете три волшебных слова: „Мне нужен адвокат“. Но многие люди верят, что им не нужен адвокат, если они невиновны [186]. Полагая, как они верят, что полиции не разрешено им лгать, они изумлены тем, что против них есть все эти улики, чего они не могут объяснить. И, черт побери, какие веские доказательства — отпечатки пальцев! В методике Рейда утверждается, что „инстинкт самосохранения невиновного человека во время допроса“ перевесит все, что делает следователь, ведущий допрос, но для уязвимых, не уверенных в себе людей потребность понять, что происходит, оказывается важнее, чем инстинкт самосохранения.

Брэдли Пейдж: Возможно ли, что я совершил ужасную вещь и абсолютно забыл об этом?

Лейтенант Лейсер: О, да. Так часто случается.

А теперь полиция предлагает вам разумное объяснение, способ разрешения вашего диссонанса: вы не помните, потому что вы отключились; вы были пьяны и потеряли сознание; вы вытеснили эти воспоминания; вы не знали, что психически больны — у вас синдром расщепления личности, и преступление совершила ваша другая личность. Вот что говорили во время допросов полицейские Майклу Кроу. Они сказали ему, что может быть „двое Майклов“ — хороший и плохой, и что плохой Майкл совершил преступление, а хороший Майкл ничего об этом не знает.

Конечно, скажете вы, Майклу было всего 14 лет — неудивительно, что полиция смогла его запугать и заставила признаться. Это правда, что подростки и душевно больные люди особенно уязвимы при использовании подобных тактик, но это относится и к некоторым вполне здоровым взрослым. Подробно исследовав 125 случаев, в которых заключенные были оправданы и освобождены, несмотря на то, что ранее сделали ложные признания, Стивен Драйзин и Ричард Лио обнаружили, что из этих людей 40 были подростками, 28 — умственно отсталыми, а 57 — нормальными взрослыми. В тех случаях, когда можно было определить, сколько времени продолжались допросы, более чем в 80 % случаев ложные признания были вытянуты после того как допрос продолжался шесть и более часов без перерыва, в половине случаев — более 12 часов, а в некоторых случаях — практически без перерывов двое суток [187].