Ошибки рыб

— Ладно хамить-то, ты и не умеешь. Спина болит? Почки болят? Тоже мне, натурой. Хрен плейбойский. Нужен ты мне. Вокруг меня знаешь, сколько бугаев? что грязи. Хотя глазки у тебя красивые. Только один заплыл маленько. Не тарухай, очнешься к утру, импотенция рассосется. Сейчас я тебе, фиг с тобой, чайник поставлю, у тебя хваталки с дефектом на данный момент, — и чао, бамбино, сорри. Можешь по утрянке в травму сползать. Проверься.

— Не хочу больше у докторов проверяться, напроверялся.

— Кого посещал? Венеролога? На СПИД кровушку сдавал или на сифилис? Может, у тебя гепатит? Или вульгарный триппер? Признавайся.

— Психиатра посещал.

— Иди ты.

Она разбалтывает растворимый кофий, сбивая его с сахаром, подает ему чашку. Кофе дымится, она пьет за компанию, он ей рассказывает, оттаяв, про другое небо. Она в восторге.

— Я тоже хочу! И ты не можешь мне свою звездную фазенду показать! Как неприкольно! Давай я буду заезжать по ночам, вдруг как-нибудь из твоего окна и я увижу.

— Это не заразно, — говорит он. — И при чем тут окно? Я и из других окон то же самое вижу. За город ездил, там та же картина.

— А психиатр с какого боку?

— Я своей… девушке рассказал, она меня к психиатру сводила.

— Девушке! Подруге жизни! Так и говори: любовнице. Надо же. Сводила. Дитятя нашелся. К психиатру. Козла к козлу. Вообще-то ты мог никому не рассказывать. Зачем? Лови свой кайф сам. Такие глюки задаром — он еще и недоволен.

— Я испугался.

— Чего?

— Ты не понимаешь. Будь ты на моем месте…

— Будь я на твоем месте, я бы только ночи и ждала. Что за прибамбасы, чего ты, собственно, боишься?

— Боюсь чужого мира. Боюсь, что все вокруг изменится в любую минуту. Боюсь, что никто не может мне объяснить: с чего я вижу такие звезды? Откуда они? Почему их вижу только я?

— Чего тут объяснять? Просто видишь. Не хочешь — не смотри. Прячься к ночи в сундучок.

«Действительно, — думает он с облегчением, — кому какое дело?»

«И все-таки, — думает он с содроганием, вспоминая светило на востоке, — сколько это продлится? Месяц? Год? Пока коньки не откину?»

Она по-прежнему в восторге.

— Нет, я тащусь, ё-мое! Как мне подфартило, марсианин, что я тебя подцепила! Какой прикол!

Пока она болтает у него за спиной, звякая цепочками, чиркая карабинами застежек, то ли одевается, то ли раздевается, ну, блин, ну, абзац полный, прямо ботва на голове выросла («интересно, — кто она такая? маленькая убийца из компании самоучек? дочка новодельного миллионера? проститутка из восьмизвездного отеля? студентка? любовница рэкетира? пролетарская разбогатевшая девчушка? их теперь не разберешь, у всех один имидж из ремейка видеосериала „Никита“), он смотрит, отдернув занавески, в принадлежащее только ему нездешнее небо, впервые за сутки улыбаясь, хотя улыбаться больно. «Как я с такой рожей явлюсь завтра к заказчику? Впрочем, как она выражается, это даже романтично». Продолжая улыбаться, он думает: «Что это я, правда что встрепенулся? Откуда, зачем, почему, не один ли хрен ли? Вижу — и всё».

НЕНАСЕЛЁНКА

Разведгруппа второго отряда экспедиции искала место для временного размещения отряда. Руководитель группы браковал один вариант за другим, потому-то и шли они дальше и вскоре, если судить по карте, должны были выйти в районе сопок. Они находились сравнительно далеко от эпицентра взрыва, но результаты, вернее, последствия его заметны были и тут. Повторившийся почти через сто лет после первого взрыв над тайгой (или в тайге) снова, как век тому назад, привлек внимание ученых, журналистов, писателей, любопытных, дилетантов, романтиков и фантазеров всех видов, возрастов и мастей к сим пустынным и странным местам.

Дойдя до границы леса, разведгруппа наконец достигла искомого распадка, защищенного от ветра, украшенного маленьким голубым озерцом и снабженного двумя ключами-аржанами ледяной воды; один из них, более полноводный, заключен был в маленький, подобный колодезному, деревянный сруб.

Наутро к ярко-оранжевым палаткам подошли два невесть откуда взявшихся мужичка. Назвались они Гошей и Мишей. Гоша, высокий, тощий, сутулый, в кепке и ватнике, молча улыбаясь, курил самокрутку. С собой принес он топор и большой сачок на длинной, отполированной временем, дождем и Гошиными руками палке. Миша, маленький и говорливый, в пиджаке на свитер, треухе и калошах, с допотопной «тулкою», смеялся и приговаривал:

— Это надо же! Это сколько ж мы людей-то не видали?

На вопрос, откуда они и куда идут, Миша отвечал:

— А мы с ненаселёнки. А идем-то мы к вам прямиком. Дым от вашего костра вчера еще приметили. Да кто ж знает, что за народ костер жжет? Совещались ночью-то. А вот вооружились да и пришли.

— Мы вам завтра картошки принесем, — сказал Гоша. — Спичками вы не богаты?

— Богаты, — сказал Меренков.

— Если вы насчет яиц или курей интересуетесь, — сказал Миша, — я бы с вами на консервированный продукт поменялся.

— Как у ваших курей насчет птичьего гриппа? — спросил геолог Вася.

— Это на тех долготах, где цивилизация, — приосанясь, отвечал Миша. — А у нас ничего такого нет.