– Я видел, как тварь захватила Джамина, так что я вытолкнул его из мальчика, а потом помчался прочь, зная, что джинн будет преследовать меня, чтобы отомстить. Если бы я остался, то джинн нашёл бы мишень легче, овладел бы ею и набросился бы на меня. – Я глубокомысленно кивнул. Всегда хорошо, когда в такой дискуссии кто-то с тобой соглашается, даже если это только ты сам.
– Ты вытолкнул джинна…
– Как Джамин? – Я решил, что мне удалось спросить так, чтобы забота казалась искренней. – Надеюсь, он вскоре восстановится – должно быть, это ужасное испытание.
– Что ж. – Шейх оглянулся на своего сына, который неподвижно лежал на стоявшем верблюде. – Будем молиться, чтобы это случилось вскоре.
Я в этом сильно сомневался. Судя по тому, что я видел и чувствовал, понятно было, что Джамина выжгло изнутри. Тело тёплое, но всё равно что мёртвое, а его душа уже в мёртвых землях, наслаждается той судьбой, которая достаётся таким людям. Или, возможно, страдает от неё.
– Надеюсь, через несколько дней! – Я продолжал улыбаться. Через полдня мы будем в Хамаде, и я избавлюсь от шейха, его верблюдов и его сыновей навсегда. К несчастью, от его дочерей мне тоже придётся избавиться, но эту цену я готов был заплатить.
ЧЕТЫРЕ
Хамада громадный город и превосходит большинство других городов Разрушенной Империи, хотя мы в христианских странах не любим об этом говорить. Подъехать к ней можно только из пустыни, так что она всегда радует глаз. У неё нет больших стен – песок просто насыпался бы к ним, обеспечив врага пандусом. Хамада медленно поднимается из земли там, где подземные воды сковали дюны травой карран. Сначала это глинобитные куполообразные здания, поразительно белые благодаря известковой побелке, и их тёмные внутренности ослеплённый солнцем глаз не в силах различить. Постепенно здания увеличиваются, а земля опускается к обетованной воде, открывая башни, минареты и дворцовые комплексы из белого мрамора и бледного песчаника.
Перед нами в пустыне вырастал город, и от этого вида все притихли. Прекратились даже разговоры о Солнце Зодчих, бесконечные "почему" и ходящие по кругу дискуссии о том, что всё это значит. После вечности в Саха́ре было что-то магическое в том, чтобы увидеть Хамаду – и поверьте, два дня там это целая вечность. Внимание у всех переключилось, и я был этому рад вдвойне, поскольку по глупости упомянул, что значительная часть Геллета опустошена оружием Зодчих, и что я видел масштабы разрушения. Шейх, который, очевидно, уделял куда больше внимания урокам истории, чем я, отметил, что уже восемь сотен лет Солнце Зодчих не зажигалось, и потому шансы одному человеку увидеть два таких события чрезвычайно малы. И лишь вид Хамады не дал ему развить эту мысль и прийти к заключению, что я каким-то образом причастен к этим взрывам.
– Как я буду рад слезть с этого верблюда, – нарушил я молчание. При мне был меч, который я забрал у Эдриса Дина, и кинжал, который я принёс из Ада – их вернули по моему требованию после инцидента с джинном. В Хамаде я сменю свою робу на что-нибудь более подходящее. А уж сев на лошадь, я немедленно почувствую себя, как прежде!
С востока Хамады есть ворота, от которых на пятьдесят ярдов в обе стороны тянутся стены. Арка ворот такая высокая, что под ней легко пройдёт слон с большим украшенным перьями хаудахом на спине. Их называют Ворота Мира, и шейхи всегда входят в город через них. Поэтому, уже увидев вблизи манящую цивилизацию, наш караван развернулся и направился вдоль города, чтобы соблюсти традиции.
Я ехал в голове колонны, стараясь держаться подальше от Джамина – не верилось до конца, что джинн не сумеет каким-то образом сбежать из мёртвых земель и снова вселиться в его тело. Из хорошего на последней миле нашего путешествия случилось только одно: остатки воды разделили на всех, и это было поистине подлинное изобилие. Ха'тари лили её себе в рот, на руки, на грудь. Что касается меня, то я просто пил, пока мой живот не набух, и больше уже в него не лезло. И даже после этого жажда мёртвых земель не исчезла – рот пересох, стоило мне проглотить последний глоток.
– Чем займёшься, принц Ялан? – Шейх ни разу так и не спросил, как я оказался в пустыне. Возможно, поверил, что на то была воля Божия, поскольку моё пророчество необъяснимым образом оказалось правдивым. Впрочем, в отличие от прошлого, моим будущим он интересовался. – Останешься в Либе? Поехали со мной на побережье, и я покажу тебе свои сады. У нас на севере мы выращиваем не только песок! Может, останешься?