Осиная фабрика

К концу недели у меня еще случались фальшивые кошмары, внезапно я затихал и начинал дрожать, но ел я более или менее нормально и отвечал на большинство вопросов. Рассказ об Эсмерельде и случившемся с ней все еще доводил меня до мини-припадков, криков и полного ухода в себя, но в долгом спокойном разговоре отец и Диггс узнали придуманную мной версию: большой воздушный змей, Эсмерельда начала запутываться в поводках, я попытался помочь ей и катушка выпала у меня из рук, отчаянный бег, потом ничего не помню.

Я рассказал им о страхе, что меня преследует злой рок, из-за которого я несу смерть и разрушение всем, окружающим меня и еще я боялся попасть в тюрьму, ведь люди подумают, что я убил Эсмерельду, я плакал и обнимал моего отца и даже обнял Диггса, понюхав темно-голубую ткань его мундира, и почти почувствовал, как он смягчился и поверил мне. Я попросил его пойти в сарай, взять все мои змеи и сжечь их. Он сделал это в долинке, сейчас она зовется Долина Кремации Змеев. Мне было жалко змеев, и я знал, что мне придется прекратить их запускать для реалистичности пьесы, но оно того стоило. Эсмерельду никогда не нашли, я был последним, кто ее видел, если верить ответам на запросы Диггса на буровые платформы, траулеры и тому подобное.

4

Так я размочил счет и получил прекрасную, хотя и изматывающую неделю веселого спектакля. Цветы, которые я все еще сжимал, когда они принесли меня домой, у меня отобрали и оставили в пластиковом пакете на холодильнике. Я их там нашел через две недели, они были увядшие и мертвые, забытые и ненужные. Однажды ночью я отнес их на чердак и сохранил до сих пор, маленькие коричневые завитки высохших растений, похожие на кусочки старой магнитофонной ленты, они стоят в стеклянной бутылке. Иногда я думаю о том, где завершила свой полет моя кузина: на дне моря или выброшенная на какой-нибудь каменистый берег, или она разбилась о скалу и была съедена чайками и орлами…

Мне нравиться думать, будто она умерла, несомая гигантским змеем, облетая вокруг земли, она поднималась выше и выше, умерла от голода и обезвоживания, стала легче, и в конце концов превратилась в скелетик, оседлавшим воздушные потоки планеты, в кого-то вроде Летучей Голландки. Но я сомневаюсь в возможности воплощения этой романтической картины в реальности.

5

Я провел большую часть воскресенья в постели. После оргии прошлой ночи я хотел покоя, много жидкости, мало еды и навсегда завязать с алкоголем, но так как последнее нереально, я решил не напиваться до такой степени. Когда я не спустился завтракать, пришел отец и стал громко стучать в дверь моей комнаты.

— Должен ли я спросить, что с тобой случилось?

— Ничего, — проскрипел я в сторону двери.

— Отлично, — саркастически сказал отец. — И сколько ты был вынужден выпить вчера?

— Мало.

— Х-х-х, — сказал он.

— Я скоро спущусь, — сказал я и стал качаться по кровати, как будто я вставал из постели.

— Это ты вчера звонил?

— Что? — спросил я у двери, перестав двигаться.

— Да или нет? Я думал, это был ты, ты пытался изменить голос. Зачем ты звонил в такое время?

— Ах, я не помню, как звонил, пап, правда, — осторожно сказал я.

— Х-х-х. Мальчик, ты дурак, — сказал он и застучал по лестнице вниз.

Я лежал и думал. Я был уверен, я не звонил домой прошлой ночью. Я был в пабе вместе с Джеми, потом с Джеми и девушкой, потом с Джеми и его мамой, домой я шел почти трезвый. Провалов в памяти не было. Я предположил — это звонил Эрик. Отец, должно быть, говорил с ним недолго или он бы узнал голос своего сына. Я лег обратно в постель, надеясь, что Эрик был на свободе и двигался в нашем направлении, а также, что моя голова и кишки прекратят мне напоминать о том, как плохо они себя чувствуют.

6

— Посмотри на себя, — сказал отец, когда я наконец спустился в халате смотреть по телевизору старый фильм. — Надеюсь, ты гордишься собой. Надеюсь, ты думаешь, будто подобные ощущения делают тебя мужчиной, — отец почмокал губами и покачал головой, потом вернулся к чтению Сайнтифик Америкэн. Я осторожно сел на один из больших стульев, стоявших в холле.

— Я и вправду немного выпил, папа, признаю. Если тебя это огорчает, я извиняюсь, но я тебя заверяю — я страдаю от последствий.

— Ну, надеюсь, ты получил урок. Представляешь ли ты, сколько нервных клеток ты, вероятно, убил вчера?

— Несколько тысяч, — сказал я после короткой паузы для подсчета. Отец энергично кивнул:

— По скромной оценке.

— Ну, я постараюсь больше такого не делать.

— Х-х-х.

— Бррр ап! — громко сказал мой анус, удивив даже меня и отца. Он положил журнал и уставился в пространство над моей головой, мудро улыбаясь, а я кашлянул и хлопнул полой халата, сделав вид, что ничего не случилось. Я увидел, как ноздри моего отца двинулись и задрожали.

— Лагер и виски, а? — сказал он, кивая, и снова взял журнал.

— Я покраснел и заскрипел зубами, радуясь, что он спрятался за глянцевыми страницами. Как он это делает?

— Ох. Между прочим, — сказал я. — Надеюсь, ты не возражаешь, но я сказал Джеми о побеге Эрика. Отец взглянул на меня поверх журнала, покачал головой и продолжил чтение.