Осиное гнездо

— У нас есть сапоги. Вы что не видите, что мы в сапогах? Давайте нам провожатого, — сказали обе женщины одновременно.

— Ждите здесь! Водитель пусть остается на месте, покемарит маненько в машине, а я тем временем приготовлю поужинать, помня, что соловья баснями не кормят. Эй, Соломко! проводи дам к могиле, извиняюсь, к шалашу, как у Ленина, где обитает наш дорогой Дмитрий Алексеевич.

При этих словах Марунька схватилась за голову и завопила:

— Так он что, пал смертью храбрых? Ой лышенько мое! Митрик мой, Митрик, на кого ты нас покинул, сирот несчастных? Ой ты Боже мой Боже! Лучше бы мне помереть по дороге сюда, чем услышать эти слова.

— Да жив он и здоров, я оговорился. А разве других слов вы не слыхали?

— Ты сказал: к могиле. Это меня и тряхануло, мозга туманом заволоклась. Так жив говоришь, курилка?

— Так точно, жив!

— Ура! Слава Ленину, вернее, слава Богу. Соломко, подь сюда, я тебя обыму и расцелую. Показывай потайную тропинку.

Соломко улыбнулся и направился в кусты. Женщины последовали за ним. Он водил их два часа вокруг да около и в конце концов, сжалившись над измученными женщинами, привел их на то же место уже в вечерних сумерках, откуда они двинулись на поиски Дмитрия Алексеевича. Марунька схватилась, было за голову, но тут произошло чудо: ее дорогой муж Дмитрий Алексеевич, стоял на ступеньках собственной персоной и призывал свою любовницу спуститься с этажа в столовую поужинать.

— Эй, дорогуша! кушать подано, — сказал он, как всегда коротко и сердечно.

Марунька думая, что эти слова относятся к ее персоне, бросилась обнимать колени мужа.

— Митинька-а-а! Ты? Христос воскресе! Я уже уверена была, что ты пал смертью храбрых! — и она встала, повисла у него на шее.

Дмитрий Алексеевич моргнул Григорию Ивановичу, и тот сам взялся проводить подругу великого человека на ужин. Всякий раз, в трудную минуту, Дмитрий Алексеевич уединялся здесь с какой-нибудь молодой особой. И в этот раз он не мог отказаться от подобной услуги. Неожиданное появление Маруньки вместе с матерью не привело его в замешательство. Он знал: друзья всегда выручат.

Марунька, его законная жена и мать троих детей, сделала все что было в ее силах, чтобы отыскать мужа, она готова была рисковать жизнью ради его спасения, руководствуясь единственной целью: уберечь его от неприятности. И только от неприятности. Если бы кто подумал, что она преследует корыстные цели, бережет его для своего тела, гонимая ревностью, тот впал бы в глубокое заблуждение, ибо жена прожившая бок о бок с мужем в течение двадцати с лишним лет, как бы срастается с ним подобно привитой ветке, что дает еще лучше плоды, чем старое дерево.

Дискалюк понял это и ему стало стыдно за свой поступок, за то, что он уже вторые сутки не мог выпутаться из объятий современной рыжей одно ночки, которая пропила с ним так много денег, что их хватило бы на ремонт моста через речку Шопурку. Она не только нанесла ему экономический, но и моральный ущерб, назвав его слюнявым, жирным вепрем, не способным к настоящей, современной телесной любви.

«Если бы Марунька потребовала пасть перед ней на колени, я бы это сделал, не задумываясь, — размышлял он в туалете, куда он направился умывать руки, очищая свою совесть, разъедаемую мирскими соблазнами. — Нет, надо успокоиться. Это не дело. Что толку от той рыжей дурнушки? Минутное наслаждение сменяется многочасовым угрызением совести. Для Маруньки я всяк хорош. Годный, не годный к утехе, все равно свой, родной, а эти коротко юбочные, их и услаждай, и деньги выкладывай, да еще и недовольство проявляют. В этом плане лучше быть каким-нибудь начальником, иметь свой кабинет, прихожую, а в прихожей молоденькую секретаршу. Та никогда перечить, или высказывать недовольство не станет: она зависима от тебя. Вон Валерка четверых детей нашлепал, а какая у него секретарша, пальчики оближешь. Угу! Надо перестраиваться. В ускоренном темпе. Молодец Устич, вспомнил про меня, а то бы я так и остался на бобах. Что будет дальше, посмотрим».

— Мы уже забеспокоились, — сказал Тафий, входя в туалетную комнату. — Идемте, все ждут. Вашу кралю я накормил и отправил домой отсыпаться, у нее глаза слипаются.

9

Когда все сидели за столом и Тафий наполнил бокалы шампанским, Марунька произнесла тост.

— За тебя, мой дорогой, — сказала она, — за твое драгоценное здоровье. Я мчалась аки птица, гонимая попутным ветром. И нашла своего соколика. Сам Устичко забеспокоился, приходил трижды к нашему дому и трижды я его принимала в прихожий, жалею, что ни разу чаем не напоила. Так вот, значит, дорогой, Родина тебя требует, Устич тебя призывает, президентом будешь здесь в Бычкове. Я сама выпросила тебе эту должность. Если же эта должность окажется захваченной Раховцами, тады останемся в Ужгороде, а ты будешь ходить в замах президента Ужгорода. Кажись, Устич и стремится эту должность занять.

— Никого не арестовали в Ужгороде, ты не слышала? — спросил Дискалюк.

— Кажись нет. Весь обком чичас занят распределением должностей. Я так поняла с разговора с нашим другом Устичем.