Осиное гнездо

— Молодец, тады поздравляю тебя от имени Левонида Данилыча, президента всея Украины. Незалежной Украины, благодаря нашему западенцу Левониду Кравчуку. Он, Левонид, далеко смотрел. Жаль что ему не дали избираться на второй срок. Сколько дач он не достроил, бедный, сколько мульонов долларов потерял! Просто ужас. Почему— мериканцам не понравился, а может поскупился и потому пострадал. Мериканцы тоже берут на лапу, я их знаю, как облупленных. Негодяи они, вот что.

— Спасибо, Савва Сатурнович. Просветил. Я вернусь и начну следить за шведами, они тоже… не наши. Спасибо за моральную поддержку. Теперь о деле…

— Тс… потише, как можно тише. Лучше шепотом, кто его знает, вмонтирован жучок, где-нибудь, или даже на улице в десяти метрах, кто нас подслушивает? Сейчас, брат техника — закачаешься.

— Я тут привез… лечебную соль, как договаривались. Только я не накрывал ее зеленью, у нас этой зелени нет в таких количествах, — едва шевеля губами, сообщал Дмитрий Алексеевич.

— Разберемся сами, что поделаешь. Я помещу ее в зеленый мешочек, который хрустит в руках, а затем… с коллегами поделюсь по— братски. А ты возвращайся домой, готовься к свадьбе и да будет тебе всегда сладко с молодой женой.

— Я заберу этот пасквиль с собой, можно? — спросил Дискалюк.

— Бери, почитаешь в дороге. И сделай выводы. Это дело рук твоих ближайших помощников. Никто так не знает наши слабости и наши сильные стороны, как наши ближайшие помощники, которым мы, по наивности своей, всегда доверяем.

Савва Сатурнович принял увесистый мешочек, в котором был миллион четыреста пятьдесят тысяч гривен в крупных купюрах, что составляло двести девяносто тысяч долларов. Слишком дорогая соль хранилась в мешочке.

Окрыленный поддержкой могущественного человека, Дмитрий Алексеевич поехал в аэропорт, чтобы в тот же день вылететь во Львов, откуда до Рахова рукой подать. Анонимка рассмешила его и насторожила одновременно. «Это работа Мавзолея, он метит на мое место. Слишком ревностно относится к Ганичу. Ну, погоди, дундук необразованный, ты у меня перейдешь на последние роли, а там и вовсе будешь изгнан из моего аппарата. Предатель!».

Кадровые перестановки он сделал сразу же после возвращения домой: Ганич стал первым заместителем, а Мавзолей Ревдитович был понижен до третьего зама. Дурнишак, правда, осталась на своем месте, на нее не пало подозрение, хотя Абия Дмитриевна так нервничала, что через каждые десять минут бегала в дамскую комнату и долго засиживалась там. Это заметили сотрудники, шептались между собой, но пока истинной причины, почему через каждые десять минут она бегает в дамскую, никто не знал.

Дискалюк теперь уже не скрывал, что намерен жениться, потому что он не может быть один. Одиночество сказывается на его работоспособности и внешнем виде: костюм мятый, рубашка не свежая, туфли не чищены. Об этом заявил госпоже Дурнишак, а та, как колокольчик, раззвонила по всем этажам.

— Позвольте войти и сообчить, уважаемый Дмитрий Алексеевич, — дрожащим от волнения голосом произнесла она, спустя, примерно два часа после сообщения ошеломляющий новости. — Все сотрудники почли бы за счастье быть на вашей свадьбе, и если вы позволите, я могла бы, вернее, я уже сделала оповещение, и все с радостью начали готовиться к этой знаменательной дате. Только када?

— Вы, Абия Дмитриевна, становитесь параболой. Но, коль вы уже все передали в эфир, то мне ничего не остается делать, как согласиться, — сказал Дискалюк. — Оповестите всех: восьмого марта состоится помолка, а бракосочетание осенью, после годовщины смерти жены.

— Надо сократить этот срок, все требуют и я, ваша покорная служанка, нет, ваша покорная почитательница, ваш друг.

— Не могу раньше, народ не поймет.

— А шо народ, лишь бы мы поняли и одобрили.

— Посмотрим, посмотрим.

Как только Дурнишак вышла, он позвонил в Мадрид Асе и еще раз напомнил ей, что надо прибыть в Киев не позже 6 марта, а то и 5, если получится; день у них уйдет на переезд от Киева до Рахова, а там еще подготовиться нужно. Все граждане города ждут нашей помолки, а свадьбу сыграем позже.

— Хорошо мой дорогой, — сладким голосом пропела Ася. — Как только закажу билет и получу его на руки, я тебе тут же перезвоню и продиктую номер рейса и сообщу время посадки самолета в Киеве. Целую тебя и с нетерпением жду встречи.

Радости не было конца. Дмитрий Алексеевич расхаживал по кабинету, поглаживал себя по животу, приговаривая: «Ай, да молодец, Дмитрий Алексеевич. Счастье само тебе в руки лезет. Если бы я оставался с партийным билетом, я бы воскликнул: слава Ленину, а теперь я говорю: слава тебе, Господи! Только сейчас моя звезда всходит и начинает по настоящему сверкать. Если мы уедем в Испанию — очень хорошо, если мы останемся здесь — тоже хорошо. Везде хорошо!»