— Если бы я лгала, было бы прекрасно, но…, — у нее потекли слезы из глаз. — Все руководство поднято на ноги. Из Венгрии вертолеты вызваны, все ищут, но результата нет. Нет нашего благодетеля, и никогда мы его не увидим. А вы кто такая будете?
— А где Рая, дочь Дмитрия Алексеевича?
— Все на поиски брошены, вся милиция поднята на ноги. И Рая тама по всей видимости, — произнесла Жужика и направилась в открытую входную дверь. — Простите, простымши я, не могу долго на сырости быть.
— О Боже! что мне теперь делать? — произнесла Ася и повернулась, что бы идти. А идти было некуда.
69
Ася взяла такси и сказала водителю, что хочет проехать вдоль Тисы, а вдруг ей удастся, что-то узнать о судьбе Дмитрия Алексеевича, так как она только что вернулась из Испании и у нее слишком много к нему неотложных деловых вопросов.
Водитель кисло улыбнулся, оглядел ее недобрыми глазами и сказал:
— Я вас знаю, дамочка и зачем вы приехали, догадываюсь. Но, похоже, вы опоздали. Вашему любовнику капут, награбленные миллионы вам все равно не достанутся, у него дочь есть. Если ее не укокошат, то… она единственная наследница награбленного добра.
— Вы слишком много знаете, не кажется ли вам? — спросила Ася, пряча не просыхающие глаза. — Может, мы поедем, или мне другую машину искать?
— Нет, дамочка, туда мы не поедем. Ниже Рахова дороги нет. Дорога размыта. Я могу вас довезти до обрыва, а там перейдете пешком, и сядете на автобус, либо на такси, и можете ехать хоть до венгерской границы, что начинается за Чопом.
Ася молча кивнула головой.
Проехав два — три километра, Ася вышла, и ужаснулась: дорогу как языком слизало. Тиса все еще мутная и стремительная, все еще ревущая и страшная впивалась в крутую почти отвисшую гору, вымывая грунт из корней могучих дубов и буков, не спиленных, к счастью, и не увезенных в Испанию.
Она поднялась по утоптанной тропинке в гору, затем спустилась к шоссе и села на первую попавшуюся грузовую машину. Водитель грузовика все поворачивал голову и пытался заговорить с Асей. Ему так нравился запах духов и сноп волос, ниспадающих на плечи.
— Вы, видать, иностранка, едете смотреть, в какое бедствие попал наш бедный народ. Тысячи людей лишились крова. Откель вы, если это не осударственная тайна.
— Спаньола, ми Спаньола, — промолвила Ася.
— Испания что ли?
— Ес, — ответила Ася.
— Куда вас везти, приказывайте, — сказал шофер. — Вы по-русски можете балакать.
— Могу, — сказала Ася. — Я дочь русских эмигрантов. — Фирма, в которой я работаю, закупает лес у господина Дискалюка, хозяина Раховского района. Он даже не вышел встречать нас, чего раньше не было и не могло быть. Вы не знаете его? Что с ним могло произойти?
— Они погибли вместе с водителем. Когда я сюда ехал, видел ниже Тячева толпу. Там, кажись, труп водителя нашли, а самого хозяина, кажись, нет ниде.
— Скорее едем туда. Я плачу … пятьдесят долларов, мне нужно убедиться, это очень важно для нашей фирмы и для меня лично. Он должен мне много денег. Если бы вызнали, как я много теряю, если это действительно так…
Дрожащими пальцами она раскрыла кошелек, извлекла сто долларов, и сказал:
— Вот, берите, это все вам, только помогите мне. Если что, вы получите больше, гораздо больше… Дмитрий Алексеевич очень богатый человек и я… я его невеста. Вы понимаете меня? Помогите мне.
Въезжая в Грушево они увидели страшную картину после наводнения. Наводнение здесь прошло, Тиса унесла свои воды, а вот ниже Мукачева и еще до него, в Виногадово, а затем в Берегово стихия только разбушевалась.
— Я в вашем распоряжении сегодня весь день, — сказал водитель, пряча сто долларов в карман. — Это, пожалуй, много, но бензин и все такое прочее, сами понимаете.
Он остановил свой грузовик ниже Тячева, откуда-то достал для своей подопечной резиновые сапоги, и они направились вдоль илистого берега Тисы. Во многих местах равнина оказалась затопленной. Здесь валялись бревна, целлофановые пакеты, стропила разрушенных домов и даже два непознанных трупа.
Вдруг показался гусеничный трактор с прицепом, заполненным людьми. Ася вскоре убедилась, что это работники Осиного гнезда.
— Пойдем к ним, — сказала Ася.
— А, вот и она, глядите, — громко сказала Абия Дмитриевна. — Что тебе, милочка, здесь нужно, кого ты ищешь?
— Того же, кого и вы, — спокойно ответила Ася.
— Мы ищем нашего президента, а ты кого? Он тебе муж? Ты ему жена? Ты никто, ты проклятая соблазнительница и в его трагической гибели ты виновата. Не было б тебя, не было бы той трагедии, которая теперь ниспослана на наш бедный народ. Лучше убирайся отсюда, пока я тебе глаза не выцарапала.
Мавзолей, Дундуков, начальник милиции Ватраленко и даже Ганич, с которым Ася теперь была в разводе, — все молчали, в рот воды набрав. А молчание — знак согласия. Но Ася все же сказала:
— Абия Дмитриевна, я понимаю, насколько глубоко вы меня ненавидите, но все же скажите, есть надежда? Я думаю, то, что случилось выше наших, бабьих раздоров…, а что касается меня, то я руководствуюсь принципом: The pride dies, but does not surrender.[2]