Осиное гнездо

— Свиней?! Да как это можно! простите! Свиней… а я до этого не додумался. И жирные свиньи? Они наверное даже хрюкать не в силах. Ах, если бы не падеж овец в нашем колхозе, я бы эту методу внедрил в собственном, то есть, я хотел сказать, в общественном хозяйстве. Ну вы меня удивили, недаром у вас голова лысая, ни волоска на макушке, как у юноши на колене. Недаром говорят: лысая голова — умная голова. Я-то про кормежку свиней овечьим сыром слышу впервые. Я, хоть и ветеринар, но до такого самостоятельно не мог бы дойти. А что касается этих зеленых бумажек, то этот вопрос мы решим положительно. Нам продать тридцать — сорок коров ничего не стоит. А зачем их держать, кому они нужны? Да и кормить их нечем. Колхозники разбежались, землю растаскивают, а мы катимся ко дну. Ах ты Боже мой, до чего мы дожили! Да еще попрекают: помещик, говорят. Да какой я помещик, вы сами подумайте?

24

Тут раздался звонок по прямому проводу. Дмитрий Алексеевич схватил трубку, произнес: одну минутку, и зажав микрофон могучей ладонью, поднял стеклянные глаза на посетителя и прорычал:

— В следующий четверг в три часа дня я встречусь с вами на Дилку в ресторане. Там обсудим все волнующие вас проблемы. Обзвони всех председателей и посоветуй им продать по десять — двадцать коров. Катастрофически не хватает денег. А свой сыр забирай, он нехорошо пахнет.

Юрий Николаевич схватил торбу и пулей выскочил из кабинета, слегка зацепив правой ногой за порожек.

«Черт меня дернул такому большому человеку какой-то сыр предлагать. Надо было пачку зеленых принести. Они лучше всякого сыра. За сотню зеленый полтонны сыра — бери не хочу. Сыр ерунда, у него этого сыра — куры не клюют. Наверное, председатель колхоза Чаус из Косовской поляны ему сыр поставляет. Опередил меня этот горбатый еврей. Ну и хитер же он, каналья. А мне придется коров продавать. Но ничего, и вам голубчики придется делать то же самое».

Веревки, крест-накрест, опоясывающие торбу с сыром, резали пальцы. Юрий Николаевич ничего более умного не придумал, как взвалить торбу на плечи. Результат не заставил себя долго ждать. Вдруг он почувствовал, что пиджак промок и струйка влаги течет вдоль спины. Это сыворотка, чтоб ей плохо. Он тут же сбросил груз на подоконник и стал принюхиваться: действительно от его сыра шел нехороший запах, да и подоконник тут же увлажнился. Что делать, как быть?

И тут, к его счастью, в коридоре появился Мавзолей.

— Ты что нам полы портишь? У тебя из торбы капает жидкость, овечьем сыром пахнет. Ты что — сыр продаешь?

— Овечий сыр. Хотите?

— Конечно хочу, а как же! А ты еще спрашиваешь. Тащи сюда. Свежий? В носу щекочет от запаха.

— Вчерашний, — обрадовался Юрий Николаевич. Он вытащил сыр из торбы и положил на подоконник. Мавзолей понюхал, чихнул от приятного, щекочущего в носу запаха. Он наклонился к глыбе сыра, поводил по нему кончиком носа и снова чихнул, да не один раз.

— Вот это да! Такого ядреного запаха давно не слышал. Послушай, сколько с меня? Говори, не стесняйся. — И Мавзолей стал копаться в карманах, извлекать мелочь. — Вот тебе сто купонов. Хватит? Или это дороже стоит, говори не стесняйся. Я как-то в ценах не ориентируюсь, этим жена занимается. Дай я ей позвоню, узнаю, погодь маненько. С меня обычно деньги не берут…

— Да и я с вас ничего не возьму, Мавзолей Ревдитович, дорогой! Это так, маленький презентик. Я готов вам еще и свою мелочь отдать за то что вы согласились принять подарок, потому как Дмитрий Алексеевич отказались. Ему кажись сам Кучма звонил в тот самый час, када я у него имел честь сидеть в мягком кресле. А вот накапало у него на ковер, я до сих пор не знаю. О Боже, как бы это узнать, а то я ночи спать не смогу, все буду каяться в страхе. Слава Богу, что вы не отказались, а то уж было думал: от моего сыра исходит дурной запах и раздражающе действует на великих людей Раховского района. Как вы Музолей Пердитович? Вы много раз чихнули. А что касается сто купонов, то это огромные деньги. Коробок спичек стоит триста купонов, а вы предлагаете сто. Лучше чихните еще!

— Я могу еще и перднуть, но для этого мне ужно съесть кусочек сыра.

— Съешьте, еще принесу, а потом буду ждать, когда вы изволите открыть стрельбу. Великие люди не так стреляют, как простые.

— Хвалю, хвалю. Но я, пожалуй откажусь, — сказал Мавзолей.

Юрий Николаевич уже раскрыл торбу, чтобы вернуть сыр на место, но Мавзолей остановил его реакционное намерение поднятием пальца левой руки. Правой он набирал номер телефона жены.

— Послушай Феклуша! Тут один товарищ продает большую головку свежего овечьего сыра. Сколько килограммов? Примерно десять, а может и все пятнадцать. Я звоню тебе, чтоб спросить, сколько это может стоить. Что— что? Пятнадцать миллионов купонов! Не может быть! Ты что-то путаешь. Точно? А сыр мне очень и очень нравится, такой запах, такой запах, я восемь раз чихнул. Но у меня нет таких денег. Что — что? Тогда я возьму в кредит. Спасибо, Феклуша. Он у меня в кабинете сидит, тебе привет передает.