Осиное гнездо

— Не мычи, а говори конкретно. Не каждого бизнесмена я беру под свое покровительство. У тебя будут привилегии.

— Какие?

— Ты будешь находиться под моим покровительством. Мои службы, будь они неладны, стараются любого клиента ободрать как липку и при этом не соблюдают меры. Это с голодухи и от жадности. Зная, что им тоже жить как-то надо, мне приходится закрывать на это глаза. Зарплата маленькая, коту под хвост. Вот у тебя, к примеру, две три тысячи в месяц выходит, — выходит? признавайся. А то и больше, верно, а я, представитель президента свободной Украины, чуть больше семидесяти долларов в месяц получаю. Каково, а? Где же справедливость? Какой-то цыган… ты — цыган? Ах да, у тебя жена цыганка. Ты только наполовину цыган. Я слышал, что твой отец с подбитым глазом лакает водку вместо чая и как мужчина ничего не может, поэтому твоя мать царствие ей небесное, — она давно умерла? нет? Так вот она бедная повела корову на осеменение к какому-то румыну, а румыны как тебе известно все цыгане, — и в то время, когда бык осеменял корову, румын осеменял твою покойную мать. После этого акта вылупился ты. Следовательно, ты есть цыган. У меня разведка хорошо работает. Так вот, какой-то цыган, я не тебя лично имею в виду, ты не обижайся, пожалуйста, — так вот какой-то цыган, или там голодранец, тысячи получает, а я, представитель президента на мели сижу. Поневоле приходится принимать пожертвования от добрых людей. Тем более, что и там, — он поднял указательный палец кверху, — тоже не брезгуют пожертвованиями. Когда-то Ленин, царствие ему небесное, двадцать лет каторги давал тому, кто принимал такие пожертвования, называемые в народе взяткой. Это была его непростительная ошибка. Она оказалась безжизненной и недолговечной. Ну как, я убедил тебя или нет?

— Вы такой олатор, — сказал Пицца, весь дрожа на табуретке, — даже мою жену Азу вы могли бы убедить в этом. Она у меня чересчур расчетливая и не всегда я могу доказать ей, что белое может почернеть, а черное посветлеть и стать белым. А что касаемо моей биографии, то оно, может и так получиться, что вам ваши шпики, внедренные в гущу новых бузосменов, могут дать и неверные, лишь предполагаемые сведения. К примеру, моя мать жива и корову она водила не к румыну, а к одному просвещенному человеку, который был в нее дюже влюблен, долго за ней ухаживал и она его полюбила… Так что я получился из благородных кровей, вы не думайте…

— Если ты со своей цыганкой Азой мучаешься, давай уберем ее, — сказал Дискалюк, будто шла речь о курице, которой надо отрубить голову для супа. −А кто ты, цыган, или еврей, меня мало интересует. Меня интересуют твои пожертвования. А Азу давай уберем к чертовой матери, от нее такой дурной запах распространяется на весь район, что даже я здесь в Рахове его иногда слышу.

— Нет, нет, не надо, прошу вас. У меня двое детишек и третий намечается, о них надо заботиться. Я все время в бегах… А пожертвования я увеличу до пятидесяти тышш.

— Да я пошутил. Ты не понимаешь шуток. Короче, ты пойдешь к председателю сельсовета в Бычкове и попросишь, чтоб он тебе показал участок под строительство дома… для меня и моей матери.

— Во сколько обойдется его строительство? А план есть?

— А как же. Вот он. — И Дискалюк достал солидную папку с проектом на строительство трехэтажного особняка. — Здесь примечательно то, что в этом маленьком особнячке сорок два окна. Ни на одном доме в Бычкове нет и не будет столько окон, сколько у меня.

Пицца подсчитал, что на доме Дискалюка сорок два окна, смутился.

— У меня в моем доме запланировано сорок окон, — выпалил Пицца.

— Ну вот и хорошо. Молодец, что на большее не замахнулся, а то был бы моим врагом. Впрочем, архитектурный отдел нашего исполкома не пропустил бы больше: я как-то намекнул им на это. Все хотят посмотреть на этот особнячок и будут ждать завершения строительства с нетерпением. Я думаю, месяца три — четыре на это уйдет, так?

— Было бы хорошо, чтоб сначала я свой дом отстроил, а потом можно было бы мастеров перебросить на ваш дом. Мастера у меня очень хорошие, из Чехии. Каждый обходится полторы тысячи долларов в месяц.

— Ты сними половину, и пусть идет строительство параллельно. Специалистов разбавь простым рабочим людом.

— Я подумаю над вашим советом, Дмитрий Алексеевич, — произнес Пицца более уверенно глядя на великого человека.

— Ты поменьше думай, а побольше делай, — и Дискалюк милостиво протянул Пицце руку.

В коридоре толпились люди. Судя по их одежде, это были крутые парни, которым способствовала удача, как и ему Ивану Пицце.

— Ну что, здорово дерет? — спросил его один, очевидно новичок.

— Да как сказать. Голодный пес ест много и без разбору, — сказал Иван.

Во дворе его уже ждала собственная машина с шофером, на которой он ездил в Чехию.

В Чехию стало проще добираться, но тяжелее ездить. Часто на дорогах их останавливали и обыскивали карманы. Это были парни из Рахова, Тячева и Мукачева. Их как и в России звали рэкэтерами. Самая сильная бандитская группировка была Мукачевская. Теперь сложнее стало привозить доллары.