Осиновая корона

— Он говорит, что все, кто пришёл сюда, хотят отвоевать это королевство у северян-захватчиков, — сказал он, тщательно подбирая слова. — И что их желание справедливо.

Эиссен кивнул, вполне удовлетворённый ответом, и отвернулся, чтобы передать слова Шун-Ди женщине-лисице и мужчине-ворону. Слегка понизив голос, лорд Иггит продолжал.

— Как вы знаете, за последние месяцы нам немалого удалось достичь. Вряд ли при таком раскладе сил, какой сейчас имеется, можно было бы сделать больше. Мы сражались отчаянно — и получили Волчью Пустошь, почти все земли предгорий и большую часть перевалов в Старых горах, Меертон и его окрестности, около половины земель в низовьях Реки Забвения и южные границы. Сейчас, благодаря союзникам с запада, нашими стали Хаэдран и побережье, — он снова уважительно кивнул в сторону Двуликих; Эиссену явно нравилось такое внимание, а вот женщина-лисица напряглась. Что поделать: лорд Иггит не мог знать, что среди лесного народа долгий взгляд в упор — это знак враждебности и желания напасть. Да и с выбором одежды он просчитался: куртка с беличьим мехом на рукавах и воротнике — довольно неразумно… Шун-Ди опомнился, мысленно обругал себя (кто он такой, чтобы критиковать лорда Иггита — военачальника, государственного мужа, лидера повстанцев?) и стал шёпотом перечислять для Эиссена захваченные коронниками земли. — Остаётся последний шаг. Академия. Мы больше не можем ждать, больше не можем бродить вокруг неё — ибо наместник Тхэласса набирает силы, чтобы ударить по нам. Воины из Альсунга прибывают каждый день; ещё немного — и их хватит, чтобы стереть нас в пыль. Вот почему нужно действовать быстро. Пусть мы проиграем где-то ещё, пусть потеряем половину полученного, но Академия должна стать нашей. Если мы захватим её, Тхэласса и Хавальд будут разбиты. Схема очень проста.

Ладонь лорда Иггита опять оказалась на карте, отстукивая ритм деловых, сухих фраз — это шло ему больше, чем возвышенные речи. Переводя, Шун-Ди невольно задумался о странном, подчас абсурдном течении жизни. Действительно, почему он здесь, среди тех, кто и планирует, и — самое невероятное — совершает дела такого размаха? Среди тех, кто определяет судьбу Обетованного, цвета знамён, облик карт? Разве он не должен, как все, быть игральной костью в их руках, оставаться в Минши, торговать маслами и мазями?

Лис считает, что не должен. Что всё идёт так, как нужно. В это хотелось верить — но Шун-Ди не знал, как. Он слушал, как лорд Иггит описывает стратегию похода и битвы — и ощущал себя точно в другом мире. Наверное, нечто похожее чувствует человек, который возвращается из дальнего странствия и обнаруживает, что его дом разрушен, друзья забыли о нём, а возлюбленная счастлива с кем-то ещё…

Или мертва — как Возлюбленная Фариса.

— …Мы с лордом Альеном считаем, что целесообразно разделить войска. Армия лорда Дангли, недавно покинувшего нас — да хранят боги память о нём, — теперь перешла под командование Келдара. Он человек простого происхождения, но я ему доверяю: в такие времена, как наши, кровь мало что значит. Сейчас Келдар и его люди удерживают Меертон; мы предлагаем стянуть к Меертону больше воинов, прибавив к ним несколько отрядов Двуликих и кентавров — если, конечно, наши досточтимые союзники согласятся. Меертон очень близок к Академии — это даст нам преимущество. Если получится собрать войска без лишнего шума, мы сможем атаковать неожиданно и застать наместника врасплох. С первого раза город захватить наверняка не удастся, но нескольких боёв и кольца осады хватит, чтобы ослабить его. Наместник потеряет часть людей и припасов, его внимание не будет сосредоточено на Хаэдране. И когда это произойдёт, мы нанесём главный удар — отсюда. Это будет поход ключевых наших сил, включая драконов, Отражений и милорда Тоури — а он, господа, является одним из сильнейших магов Обетованного. Остаётся надеяться, что этот удар…

…Он был сыном рабыни, и полуграмотным учеником купца, и одним из самых состоятельных людей на Рюе, и путешественником, выучившим языки оборотней и кентавров. Лис, далёкий как солнце, стал его другом; Фарис-Энт, почти ставший другом и близкий по духу, предал его. Родина стала чужой, а леса и горы Лэфлиенна — родными; боль приносила счастье, а тяга к одиночеству оборачивалась тягой к другим. Какой менестрель написал эту безумную песню? Какой стратег спланировал всё именно так?…