Осиновая корона

Шун-Ди смотрел, как его подчинённый выпрямляется и жестом вечерней усталости трёт округлый, почти женственный в мягкости подбородок. В нём многое было мягко и вкрадчиво: Тах-Иль бесшумно ходил, часто молчал, без повода краснел и никогда не спорил — хотя природный ум позволил бы ему переспорить любого из крикливых зазнаек-купцов на Рюе. Повадки неуверенности в себе, нераскрытости, хорошо знакомые ему самому; впрочем, без надрывного самоумаления. Тах-Илю хотелось помочь, направить — окружить его таланты заботливым уходом, как ценные махровые лилии. А собственная робость Шун-Ди — как он думал — вряд ли могла вызывать у окружающих что-нибудь, кроме раздражения.

— Да, господин.

— Непростой день?

— Немного, — улыбка Тах-Иля была виноватой. Кое-где в складках светлого одеяния виднелись следы пахучего жёлтого порошка. — Я проследил за доставкой абрикосов для новой партии масла: в части лавок здесь и на рынках Гюлеи оно закончилось, а запросы поступают. А вот с топазовой пыльцой вышло не очень удачно… — он смущённо оглядел себя. — Ссору поставщиков не удалось остановить вовремя, мул попался драчливый, и, боюсь, в итоге мы потеряли примерно половину ящика — как минимум два золотых солнца. Но я уже уговорил хозяина мула возместить убытки в обмен на обещание не подавать на него жалобу в Торговый Совет. Тебя устроит такое решение, господин?

Шун-Ди встал с циновки, пересёк комнату и протянул Тах-Илю свиток. Позволил себе легонько коснуться его плеча: неужели он в самом деле выглядит таким грозным и способен вызывать такое волнение? Остаётся надеяться, что дело в обострённой ответственности Тах-Иля.

— Конечно, устроит. Ты молодец и всё сделал правильно. Отмечу, что и два золотых солнца не повергли бы нас в разорение.

Румянец расцвёл на широких скулах Тах-Иля. Он поклонился ещё раз.

— Спасибо, господин мой. Будут какие-нибудь распоряжения?

— Только отнести вот это Эниш-Эйху. Можешь попросить мальчика-посыльного, не утруждай себя сам. И на сегодня всё.

Тах-Иль недоверчиво поднял брови.

— Всё, господин? Так рано? Но ведь ещё и Час Вора не наступил…

— Да. Думаю, на сегодня достаточно, — Шун-Ди положил свиток на раскрытую ладонь помощника. Золотисто-рыжие закатные лучи заливали комнату — обитые шёлком стены, ширмы, дымящуюся курильницу, циновки, низкий столик для бумаг, — и, купаясь в них, он вдруг почему-то почувствовал себя спокойным и счастливым. — День и вправду был насыщенный, нам обоим стоит отдохнуть. И ещё… Тах-Иль, принеси, пожалуйста, письмо из моей спальни. То, что доставили сегодня утром. Из Ти'арга.

Лёгкая тень очернила лилию на лбу Тах-Иля, но миг спустя он снова поклонился.

— Да, Шун-Ди-Сан. Я…

— Отдохни сегодня получше, — мягко перебил Шун-Ди. — И да хранит тебя Прародитель. Ты утопаешь в работе.

— Прости, господин, но не тебе говорить такое, — Тах-Иль потупился. — Иногда мне кажется, что тебя не радуют ни сон, ни вкус пищи — только твои переводы. Или работа с лавками, когда переводов нет.

Только переводы. Только попытка объяснить необъяснимое, совершить превращение, изначально обречённое на провал.

Лис бы понял, почему это так.

Шун-Ди улыбнулся.

— Это не так, Тах-Иль-Го. Я устаю, как все люди из плоти и крови. И порой безвольно балую себя засахаренными персиками, а ещё люблю смотреть на луну… Иногда она красивее солнца.

— Да, — Тах-Иль смотрел на него со странной серьёзностью. — Иногда красивее.

Он исчез так же тихо, как появился, и через минуту вернулся с письмом. Оставшись в одиночестве, Шун-Ди развернул сложенный вчетверо лист (он чуть пах лавандой — тонкий аромат, недавно вошедший в моду у дам северных королевств и повлиявший на компоненты его масел) и в очередной раз пробежался взглядом по строчкам. Резкий, угловатый почерк. Резкие, смелые до дерзости, но сдержанные внешне слова.

Леди Уна мало изменилась.