Осип Мандельштам. Сочинения

Листьев сочувственный шорох
Угадывать сердцем привык,
В темных читаю узорах
Смиренного сердца язык.

Верные, четкие мысли -

Прозрачная, строгая ткань...
Острые листья исчисли -
Словами играть перестань.

К высям просвета какого

Уходит твой лиственный шум -
Темное дерево слова,
Ослепшее дерево дум?

Май 1910, Гельсингфорс

***

Вечер нежный. Сумрак важный.
Гул за гулом. Вал за валом.
И в лицо нам ветер влажный
Бьет соленым покрывалом.

Все погасло. Все смешалось.

Волны берегом хмелели.
В нас вошла слепая радость -
И сердца отяжелели.

Оглушил нас хаос темный,

Одурманил воздух пьяный,
Убаюкал хор огромный:
Флейты, лютни и тимпаны...

<Не позднее 5 августа 1910>

***

С. П. Каблукову

Убиты медью вечерней
И сломаны венчики слов.
И тело требует терний,
И вера – безумных цветов.

Упасть на древние плиты

И к страстному Богу воззвать,
И знать, что молитвой слиты
Все чувства в одну благодать!

Растет прилив славословий -

И вновь, в ожиданьи конца,
Вином божественной крови
Его – тяжелеют сердца;

И храм, как корабль огромный,

Несется в пучине веков.
И парус духа бездомный
Все ветры изведать готов.

<Июль> 1910, Ганге

***

<С. П. Каблукову>

........................
Я помню берег вековой
И скал глубокие морщины,
Где, покрывая шум морской,
Ваш раздавался голос львиный.

И Ваши бледные черты

И, в острых взорах византийца,
Огонь духовной красоты -
Запомнятся и будут сниться.

Вы чувствовали тайны нить,

Вы чуяли рожденье слова...
Лишь тот умеет похвалить,
Чье осуждение сурово.

<Август> 1910, Берлин

***

Как облаком сердце одето
И камнем прикинулась плоть,
Пока назначенье поэта
Ему не откроет Господь:

Какая-то страсть налетела,

Какая-то тяжесть жива;
И призраки требуют тела,
И плоти причастны слова.

Как женщины, жаждут предметы,

Как ласки, заветных имен.
Но тайные ловит приметы
Поэт, в темноту погружен.

Он ждет сокровенного знака,

На песнь, как на подвиг, готов:
И дышит таинственность брака
В простом сочетании слов.

<Не позднее 5 августа 1910>

***

Неумолимые слова...
Окаменела Иудея,
И, с каждым мигом тяжелея,
Его поникла голова.

Стояли воины кругом

На страже стынущего тела;
Как венчик, голова висела
На стебле тонком и чужом.

И царствовал, и никнул Он,

Как лилия в родимый омут,
И глубина, где стебли тонут,
Торжествовала свой закон.

<Август> 1910, Целендорф

***

В самом себе, как змей, таясь,
Вокруг себя, как плющ, виясь,-
Я подымаюсь над собою:

Себя хочу, к себе лечу,

Крылами темными плещу,
Расширенными над водою;

И, как испуганный орел,

Вернувшись, больше не нашел
Гнезда, сорвавшегося в бездну,-

Омоюсь молнии огнем

И, заклиная тяжкий гром,
В холодном облаке исчезну!

Август 1910, <Берлин>

Змей