Здесь он тоже развил деятельность очень бурную, выискивая в повседневных мелочах следы подлой деятельности врагов социализма. Неизбежные житейские проблемы он клеймил "уродливыми отклонениями в деле соцкультфронта", неудачные стрельбы - "предательством интересов вооруженного пролетариата", а что-нибудь вроде танцулек с портвейном махом заносил в "бытовое разложение".
Конечно, "бытовуха" не шпионаж в пользу Англии, но в 37-м этой гребенкой хорошо прочесали многих руководителей комсомола. А Жукову светило место в райкоме и старался мальчик за совесть. Неплохо мог замутить воду комсорг и плавал в ней жирной плотвой, копая донную грязь. Одного зацепит высланными родственниками, другого - обеденным пятном на газете с речью Вождя, еще кому-нибудь устроит гнилую подсечку и устроит так, чтоб от него зависело - упасть человеку или подняться.
Большинство, понятно, избегало конфликтовать с Юрочкой. Всем хочется покоя, каждый несет за плечами торбу мелких грешков и кому это в радость, разжиться неприятностями, если даже сам Еделев - комполка запаса при белой как снег анкете - взят был на прицел Жуковым в "плане борьбы с канцелярским стилем руководства".
Правда, такой мамонт, как начлагеря, ему не по зубам. Герой Энзелийского десанта*, ранен под Новобаязетом**. Грамота у него от ЦИК Дагестана и револьвер с именной табличкой. Да и время сейчас другое. С ежовщиной покончено, самого предателя-наркома осудили, кажется. А во главе чека вождь поставил Лаврентия Павловича - преданного соратника по Кавказу.
А Юрочке наверх ой как хочется! Потому и гнобит людей.
* В 1921г. несколько советских военных кораблей высадили десант в иранском порту Энзели и отбили у англичан суда, уведенные белогвардейцами.
** Один из оплотов армянских националистов во время дашнакского восстания в 1920г.
Курсанты не менее нашего терпели от его выходок. Когда административный пыл комсорга охладевал, он лез в стрелково-спортивные дела. И сильно тускнел народ, когда деятель этот залезал в учебный процесс. И брал он прошлогодние невыполненные обязательства и обещал выполнить их! Уж лучше б наполнял что-нибудь большевистским
содержанием. Оно б все ничего, только стрельба из пулемета на лыжах зимой проводится по снегу. Чтоб, значит, лыжам было по чем ездить. А дураку и август - зима, главное отчитаться. Ну и отчитался: в спешке не проверили матчасть и коробка "Максима" раскололась.
Жуков стал визжать "держи вора" и хотел перевести стрелку на Мишку Андреева, здорового мрачного парня с Правого берега*.
Сначала давил на халатность и расхлябанность, потом вошел в раж и поставил вопрос о вредительстве. Я последний работал с этим номером и знал, что там слабо натянута возвратная пружина. Повесил бирку "неисправно - в ремонт" и все записал в ремкарточку. А этот дурак в нее даже не глянул - невтерпеж было.
На собрании я прижал Юрочке хвост. У-у, - вопил тогда Жуков, - а-а! Третирование, так сказать, актива. Но в тот раз его "стишки" обычного действия не возымели и гад утих. А теперь вот дождался лучших времен.
Хоть и не грело меня вмазываться в гадючную распрю с Жуковым, но раздуваемые искры надо было срочно гасить. Ведь будет копать и копать, сволочь. Почему, интересно, подобным типам в радость мучить людей? Мозги у них так повернуты или крутая жизни тропа отняла на поворотах отпущенную по рождению человечность? Жукову судьба ее отмерила лет до шести.
В школе он, наверное, ябедничал педагогам, затем перешел к более крупным пакостям, и к двадцати своим неполным превратился в окончательную гниду...
Забытая принцессой черно-полосатая футболка была накрыта воняющей самогоном книжкой, означая, надо полагать, разврат и пьянство.
- И что ты на это скажешь? - требовал ответа комсорг, обводя плавным барским жестом улики грешного бытия.
- Что, интересно в чужом белье ковыряться?
Я собрал вещи, стараясь удержать остатки спокойствия.
- Положь на место! - Жуков заверещал и разом пропала вальяжная чиновничья спесь. - Я тебе устрою чистку рядов!
- Плевало захлопни.
Юрочка схватил край футболки, продолжая вопить, и тогда я двинул ногой в тумбу стола. Мощный угол с глухим чваканьем уперся ему пониже пояса, и Жуков, качаясь в характерной позе, зашипел белыми губами:
- Ну все, сука, будет тебе счастье. А шлюшку твою из лагеря выгоню с волчьим билетом.
Саму безобразную драку я помню лишь отдельными фрагментами. Пробелы затем восполнили свидетели, освещая разные эпизоды в ракурсе своих предпочтений к тому или другому участнику происшествия. Так, например, самодеятельный артист Хустин утверждал, что я избивал Юрочку ногами, извергая при этом "ничтожные угрозы". Медеплавильный подмастер с "Красной Зари", наоборот, ставил упор на "хамском отношении комсорга к товарищу Далматовой" и добавлял, что у них в Клочках** за такие слова ноги ломают.