Оскол(СИ)

Даже на войне человек, если не кузнец, то в какой-то мере подручный в кузнице своего счастья. Даже в любви можно уйти от всего на край света. А здесь, на этом ложе, беги хоть в космос - толку не будет. Потому что ЗОРГ в тебе, потому что ты и есть ЗОРГ. Это как гусарская рулетка, только в барабан забиты все шесть патронов, и остается только ждать, когда разнесет тебе голову.

Может быть, повезет и удастся отвертеться от хватки зверя, до конца дней пуская слюни в одном из дурдомовских казематов на Пряжке? Но скорее всего, я превращусь в нежить, только по оболочке похожую на человека. А то и вовсе в какое-то чудище.

Маленькая часть, пылинка, атом чужака, пробил стенку из лекарств и попал в мозг. Какую адскую работу он там сделал? Что готовит из меня проклятая спора? Не хочется. До смертного ужаса не хочется быть тварью из ЭТИХ. Только одна мысль о такой участи бьет острой иглой через тело, выжимая литры воды. И другая мысль, очень тихая, но печально-беспрерывная, - жить хочу, хочу жить, хочу жить, хочу жить. Пускай даже зверем, но жить!

А дороги нет. Как только лечащий врач Военно-врачебной инспекции поставит диагноз "несовместим с человеческой личностью", сразу шлепнут или отправят в "зверинец" ВИЗО.

Я боролся, но все слабее; видимо, заряд эфадина таял, жадно впитываемый испуганными нейронами.

Кто-то склонился надо мной, и в искаженном фокусе проявилось заботливое лицо Михея.

- Ты как, Антоныч?

- Не очень.

- Хуже бывало, ты главное - не кисни. И вот еще... Коновалы будут подписывать тебя на "восстановление", не иди, пусть в анабиоз отправляют. А то, сам знаешь.

Да уж, знаю - "Установка Интенсивного Восстановления" не предусматривает иных вариантов, кроме "успешного лечения" либо "летального исхода". А так хоть жив останешься!

- Андрюха, подумай! Ну, отправят в хранилище изолятора до лучших времен!

- Нет, Михей, не хочу я там, как брюква, на складе лежать. А ты сам бы, что выбрал? А Руис, а другие? Дай лучше зеркало.

Михей поднес к моему лицу карманное зеркальце и, пытаясь улыбнуться, выдавил слова популярного куплета:

- Ты, моряк, красивый сам собою...

Никакого моряка я не увидел в мутной глади. Мелькнули только белки глаз и дикие зрачки. А потом побежали серебристые змейки, и зеркало покрылось сетью мелких трещин.

- Иди, Михей Степаныч, даст бог, свидимся.

Он что-то хотел возразить, но в палату ворвалась куча людей в белом, сопровождаемая ревом доктора:

- Вон отсюда!!! В-о-о-н!!!

Не доходя до койки метра четыре, белый отряд выпустил вперед вожака и остановился полукольцом, обнюхивая мое лежбище. Атаман умял бороду в кулак и обратился ко мне:

- Ну что, братец, надо бороться.

Они проделали какие-то замеры, покачали блестящим маятником перед глазами, дохляк в очках ударил по ноге резиновой кувалдой и сразу же испугано отскочил. А потом, когда экскурсанты вдоволь насмотрелись на ЗОРГа, седой прогнал их и сказал, грузно опираясь на спинку кровати:

- Этот проныра Сарафанов тебя на ВИЗО уговаривал?

- Да.

- Выбирай сам, я неволить не буду. Есть у тебя несколько минут.

Он потопал на выход, а у двери занял место охранник в костюме биозащиты, держа наперевес короткий фугасный штуцер с осиновым прикладом.

Первая минута растворилась в беззвучном крике всей сущности, у которой отнял последнюю надежду человек в белом халате.

Вторая минута сыпала пепел воспоминаний о том, как я здесь очутился, и как могло бы быть так, чтоб этого не было.

Третья минута ушла на бесполезные поиски выхода из больничной клетки и попытках окрасить в пастельные тона элеватор в Загорске, где хранились в анабиозе тела бойцов, задетые чужаком.

Потом я с воплями отодрал инстинкт, в ужасе топтавший внутренности только от ощущения близости железной клетки с мягкими стенами.

- Время, товарищ старший лейтенант, - напомнил похожий на космолетчика страж у двери.

- Я помню. Давай... на восстановление.

Охранник кивнул, меняя опорную ногу, и последние секунды я провел с родными лицами в памяти, выплывающими из желтого тумана детских снов. А потом глухие удары смешались с набегающими волнами света, и люди с красными символами бога-победителя сбросили меня в ад.

Хрустящее крыло швырнуло меня вниз, оторвавшись без усилия от жирных граней. Упал я далеко, но не в самое д н о, а где-то на мягкой опушке возле ямы, обложенной мшистыми валунами. Внутри ямы дымился казан; обросший седыми спутанными волосами великан время от времени вытаскивал из него длинную ложку и дул синими губами на ее содержимое. С ним были другие, такие же заросшие, наблюдавшие без единого поворота головы за мной: женщина в рубахе, угрюмые малыши с длинными руками и еще визгливые существа, держащиеся особняком в мутном ручье. Их острые шапочки выглядывали из воды.