Вскоре красные плащи убрались восвояси. Вчера еще были, а на утро в оконном проеме Берту встретил пустой двор. Лишь старый конюх чистил подковы на широком пне, да молочница раз промелькнула с ведром, полным свежесдоенного, парного молока. Рассветное солнце лизало верхушки сосен золотым языком.
В тот день матушка была особенно бледна. Особенно немногословна.
Рьяно работали слуги, начищая серебро и с остервенением отдраивая пол. Из кухни доносились головокружительные ароматы яств, перебивая запах свежей хвои, которую старательно развешивали в дверях. Тетушка Аврора ворчала, уткнувшись в свои травы, но матушке не перечила.
Берту выкупали и облачили в цвета рода Морелл – синий и серебряный. Обычно матушка избегала этих цветов, утверждая, что они плохо оттеняют цвет лица дочери, но сегодня лично застегнула пуговицы на платье. Отступила на шаг, поджала губы, но кивнула, выражая одобрение. А затем оставила ее на нянюшку и покинула комнату.
Под платьем даже сквозь нательную рубашку кожу холодила антимагическая кольчуга. Волосы на этот раз заплетать не стали, и они, тщательно расчесанные Виртой, темным полотном лежали на спине Берты.
Она чувствовала себя… странно. Неуклюжей. Скованной. Благо, настойчивое мнение окружающих девочку призраков не могло пробиться через надежную защиту. Тишина оглушала. И ориентиры терялись в ней, как корабли в море в отсутствие компаса и маяка.
Вирта, поджав тонкие губы, тонувшие в заплывших щеках, расправила складки на отутюженной юбке. Глаза-щелочки критически осмотрели Берту, и нянюшка кивнула.
– Пора, юная леди, – сказала она строго. – Вас ждут.
Кто именно ее ждет, Берта поняла, когда спустилась в большой чертог. Матушка застыла, вцепившись в спинку кресла отца, будто в трофей. Так и не осмелившись на это кресло опуститься. Рядом с серебряной леди, стоящей у подмостков и смотрящей на леди Морелл снизу вверх, ее матушка казалась… мелкой. Слишком нервной. Слишком напряженной. Слишком… слабой.
– Здравствуй, ребенок.
Серебряная леди, наконец, заметила Берту, и лицо ее осветила улыбка. Но она тут же погасла, когда взгляд леди вернулся к матушке.
– Приступим.
– Возможно, вы хотели бы сначала отужинать? – выдавила любезность леди Морелл.
– Благодарю, но нет. Мой прошлый опыт говорит, что северная еда плохо сказывается на наших желудках. К тому же мне нужно скорее вернуться на восток – военные дела не ждут.
– Как будет угодно, – холодно согласилась матушка и покинула, наконец, постамент. Подошла к Берте, тронула за плечо, и девочка ощутила дрожь в тонких пальцах леди Морелл.
Беловолосый человек со шрамом за спиной серебряной леди буравил их взглядом, и от него Берте было не по себе. Смущенно переминался с ноги на ногу мальчик лет четырнадцати. В льняные волосы его были вплетены тяжелые красные, будто кровь, бусины. Женщина с разрисованным телом открыто ухмылялась, один из близнецов, которых Берта не смогла бы отличить, смахивал дорожную пыль с плаща прямо на вымытый пол.
И наверное, это могло быть расценено как оскорбление.
– Только мы втроем, – твердо заявила матушка, окинув взглядом свиту серебряной леди. – Ваши люди могут пока разместиться в гостевых покоях, которые занимали в прошлый визит.
Гостья обменялась взглядами с беловолосым и, помедлив, кивнула.
– Лаверн… – предостерегающе сказал он, но она успокоила:
– Я справлюсь.
Затем попросила его наклониться и что-то шепнула на ухо. Тот кивнул и поджал губы. Спорить больше не стал.
Леди приблизилась, и Берту окутало сладким ее ароматом, и он отчего-то вызвал матушкин гнев. Ярость, который она безуспешно пыталась спрятать под маской спокойствия.
Дальше были мрачные коридоры подземелий. Острые клыки Кошачьей пасти и сырость ее зева. Пляшущие тени факелов на щербатых стенах пещеры. Ладонь матушки, сжимающая руку Берты с такой силой, что той казалось, кости треснут. Тишина большого зала, окутанного зеленоватом сиянием, пульсация полупрозрачного камня в центре. И сила в груди, откликнувшаяся на зов, но запертая в клетку из металлических колец.
Сердце рода Снежного Барса. Святая святых, хранящая в себе память тысячелетий. Память, в которой Берте было отказано.
Серебряная леди, казалось, не замечала ничего, кроме этого камня. Будто зачарованная, она прошла в центр зала, коснулась руками пульсирующего естества, и Берта готова была поклясться, что источник откликнулся.
– Умница, – шепнула матушка ей на ухо, и шепот обжег кожу. – Теперь иди.
“Куда?” – хотела спросить девочка, но чья-то ладонь зажала ей рот и потащила прочь из зала.
В пещеру, которую заполонили притихшие муравьи. Самый главный из них, одетый в белое, вышел вперед, окинул Берту презрительным взглядом мутных глаз и сказал:
– Благодарю за службу, миледи.
И стало понятно, что в их дом пришло зло.
Лаверн
Подземная жила пела.
Дрожал воздух. Горела кожа. Глухо билось сердце, стараясь попасть в такт пульсации внутри камня. Магия Кэтленда струилась по полу, ласково обнимала щиколотки, касалась ладоней Лаверн.
Здесь и сейчас она была всесильна.