Осколки

Антенор хмыкнул. Спросил недовольно:

— Это что же, на этом корыте ночевать?

— Да.

— Оно качается, — напомнил Демофил, — а я и так всю дорогу блевал.

— Ты и сейчас зелёный, — заметил Антенор.

— Это приказ, — отрезал Аристомен.

— Ну, приказ, так приказ, — пожал плечами Антенор и принялся собирать свой нехитрый скарб.

Он просидел всю ночь, привалившись спиной к хистодоку, опоре мачты, что должна удерживать её при таранном ударе. Мачта на «Пчеле» совсем не убиралась. В море здесь качало меньше всего, бывалые ему подсказали, вот он и спустился в талам, трюм, по привычке, хотя какие волны в лимане? Лужа и лужа.

Гребцы, которым в эту ночь не разрешили сойти на берег, спали в неудобных позах, вповалку, подложив под головы набитые шерстью подушки. Антенор пытался уснуть и не мог. Таращился в темноту, в никуда. Почему-то выдумывал себе сцены свадьбы Геракла. Вот он, сын великого царя, нарядный, в золотом венке. Рядом совсем юная девчушка, испуганно прижимает к едва наметившейся груди куклу, не иначе, свою любимую. Жертву Гере. Жена теперь, не до игрушек. Вот важный, сияющий Птолемей подхватывает гремящую эпиталаму[87]. Вот и он сам, Антенор, в праздничном гиматии. Никогда в жизни не носил гиматий, тем более такой роскошный. Доведётся когда-нибудь поносить?

«Уходи, я задержу их».

Загудела тетива, и стрела унеслась в цель. Антенор обернулся, вздрогнул, очнулся.

Всё-таки задремал?

Наверху по катастроме, боевой палубе, затопали чьи-то ноги, раздались встревоженные голоса.

«Вот и гости пожаловали. Ну, помогай теперь Зевс Эвксен от души их приветить».

И чего молишь? Чужой это праздник, чужой.

Антенор выбрался на палубу, встретился взглядом с Аристоменом. Издалека доносились крики.

— Вот и беготня началась, — сказал криптий, — но наше дело здесь — сторона. Сидим на заднице ровно и ждём. Гости — Мирмидона забота.

К северо-западу от лимана, тем временем, происходило следующее. Разведчики Перилая, как и рассчитывал младший Лагид, ещё накануне наткнулись на лагерь «египтян», вернее ту его часть, которую Менелай хотел продемонстрировать противнику. Увидели шатры, десятка четыре транспортов, вытащенных на берег к западу от мыса Сарпедон. Насчитали пару тысяч человек народу и убрались восвояси. И прежде, чем Эос простёрла свои розовые персты над восточным горизонтом, из тростников вынырнули карийские наёмники Одноглазого и обрушились на спящий лагерь. Подкрались незаметно, ни одна собака не тявкнула.

Началось избиение сонных «египтян»…

Или не началось?

Войско троянское всею громадой, как пламя, как буря,
Вслед безудержно летело за Гектором, сыном Приама,
С шумом, с неистовым криком. Надеялись все они твёрдо,
Взяв корабли, перебить перед ними храбрейших ахейцев.
Но Посейдон земледержец, могучий земли колебатель,
Дух возбудил аргивян, из глубокого моря поднявшись.

Антенор, конечно, так и не узнал, кто из богов привиделся в этот момент Перилаю. Разберутся как-нибудь, ведь было же сказано слепым поэтом: «Очень легко по ступням и сзади по икрам узнал я прочь уходящего бога: легко познаваемы боги…» Верно, без зловредных богов не обошлось. Не признавать же в самом деле, что вот так по-детски угодил в элементарную засаду…

Мирмидон дал карийцам как следует втянуться, а потом на склонах, будто спарты,[88] посеянные из драконьих зубов, выросли шеренги его наёмников и бросились вниз, захлапывая дверь за увязшими карийцами.

Воины в первом и втором рядах слитно, будто были одним существом метнули дротики, собрав кровавую жатву. Повторили, не давая врагу опомниться, и проворно спрятались за спины бойцов третьего ряда. Знатная вышла гекатомба. Никто не ожидал такого успеха от атаки на левый фланг.

— Алалай!

Громогласная слава Эниалию лавиной покатилась вниз по склонам и подкосила колени воинов Перилая не хуже смертоносного жалящего ливня.

Третий ряд, копейщики, вломились в расстроенную толпу карийцев с разбега. Гоплиты бегали в атаку лишь когда вёл их Эпаминонд, а ификратовы пельтасты как раз и выдуманы были великим афинянином вот для такого боя, и соотечественник его применил их, как нельзя лучше.

— Алалай!

Новым кличем разразился, не иначе, сам козлоногий сын Гермеса. Он им стада гонял, но и тут вышло как нельзя лучше. Войско Перилая вмиг обратилось в это самое стадо.

Паника.

— Окружают! Спаса…

Вопль, преисполненный ужаса, захлебнулся.

Карийцы, коих было на самом деле немногим меньше, чем наёмников Лагида, заметались, покатились к воде, показали спину. Та часть, что не успела выползти к лагерю из не очень-то широкого коридора между скал, ломанулась назад, создав затор и на тропе, и на Хароновой переправе, создав дедугану на неделю работы безо всякого роздыха.

— Отлично, — удовлетворённо заявил младший Лагид, — Перилая хорошо бы изловить живьём.