Осколки

Смитфилд отвернулся. Очевидно, он повидал много людей, которые были слишком пьяны или в стельку пьяны, чтобы выйти через парадную дверь. Он приказал полицейским в форме вывести всех из дома. С некоторыми — например, с принцессой Панегирик, — он вел себя представительно и дружелюбно, обращаясь к ним с подчеркнутой вежливостью; в течение всего вечера у меня было отчетливое ощущение, что я не в своей тарелке. Все три разновидности толстого Эрни столпились вокруг Смитфилда и заговорили приглушенными голосами, указывая в мою сторону.

Тело Джордан напряглось, и ее руки взметнулись вверх, как это бывает, когда тебе кажется, что ты падаешь с кровати. Другой полицейский вернулся с нюхательной солью, но ушел, когда увидел, что она уже и так просыпается. Глаза Джордан распахнулись. Она сосредоточилась на мне, а затем — на полицейских за моей спиной.

— Кто?..

— Тихо, мэм, все в порядке.

Она долго смотрела на меня, ничего не говоря. На ее щеке красовался синяк в том месте, где я нечаянно ударил ее, когда оттолкнул и побежал к окну. Осторожно коснувшись ее лица влажным полотенцем, я размазал макияж; без подводки для глаз и крашенных скул она оказалась почти близнецом Сьюзен; даже буйные космы блондинки из Калифорнии, частично утратившие свою пышность, были не столько личным стилем, сколько способом казаться непохожей на свою сестру.

— Она мертва, не так ли?

— Да.

— Конечно, это так.

— Конечно, — эхом отозвался я.

Ее голос надломился от напряжения. Самообладание то возвращалось к ней, то снова ее оставляло. На глаза Джордан навернулись слезы, и она беззвучно всхлипнула. Каждый мускул ее лица напрягся, складывая из вполне человеческих черт какую-то ведьминскую маску. Маска продержалась с минуту, а потом напряжение отхлынуло. Разгладились черты, кожа уподобилась шелковому драпу, в глазах заплясали болезненные огоньки. Джордан затараторила:

— Гляжу вниз, вижу — она вся в крови, весь двор кверху дном, платье в клочья… мое платье, конечно, она его у меня одолжила, как будто у нее самой ничего нет… Ну и я сперва думаю — на хрена она это сделала, что за идиотизм? Да, вот что я подумала. Серьезно, так и было. Чтоб в собственный день рождения… да в наш дворик… да в моем платье… — Тут Джордан сжала челюсти до отчетливого зубовного скрипа. — Кровь… так много крови. Что ты с ней сделал, Натаниэль? Я чувствую, от тебя кровью воняет. — Ее грудь вздымалась; в ее обвиняющем голосе от меня не укрылась фальшь. — Расскажи мне. Что между вами двумя произошло? — Подняв палец с острым наманикюренным ногтем на уровень глаз, Джордан угрожающе наставила его на меня. — Говори, что ты с ней сделал?

— Мы занимались любовью, — признался я.

Кто-то засмеялся у меня в голове — не то мертвые детишки, не то призрак брата. У меня перехватило дыхание. Слово «любовь» смотрелось до ужаса неуместно, ничем таким и не пахло. Скорее уж — разжигание ненависти. Если бы мы попытались сделать что-нибудь еще, если бы у кого-то из нас было все необходимое для занятий любовью, возможно, она бы не прыгнула на меня; возможно, вместо этого первый шаг сделал бы я.

Джордан резко выпрямилась и оттолкнула меня.

— Господи, она умерла, да? Тело уже унесли?

— Еще нет, — сказал я. — Пока что она здесь.

— Я должна ее увидеть.

— Может быть, тебе не стоит, Джордан.

Само собой, она не послушалась — вскочив на ноги, побежала во внутренний дворик. Смитфилд перехватил ее на полпути к дверям и отвел в сторону — почтительно, с большим пиететом. Она отмахнулась от него и прошмыгнула к цели; он лишь проводил ее печальным взглядом. У этого человека было две ипостаси — пробивная и мягкая; лейтенант играючи перевоплощался из одной в другую. Пересекая комнату, направляясь ко мне, он буквально на глазах менялся — поразительная психическая пластичность.

Голос Более-Толстого-Эрни из угла становился все громче:

— Офицер, отвечаю вам, он ее толкнул! Я своими глазами видел! Я подпишу любые бумаги, я свидетель! Вы только арестуйте этого парня!

— Будешь так визжать, я тебе связки-то подлечу, — пригрозил я.

Эрни побледнел и поднял своего кота, как распятие, чтобы отогнать меня.

— Все его слышали? — возопил он. — Теперь он угрожает мне, офицер!

— Имя? — коротко обратился Смитфилд.

— Натаниэль Фоллоуз, — повторил я.

— Адрес. Профессия.

Я все назвал ему.

— У вас с ней свидание сегодня было или что?

— Что-то в этом роде.

— Либо было, либо не было, Фоллоуз.

— «Свидание» — это не самое точное слово.

Подбородок Смитфилда опустился на грудь, и он поджал губы. Он теперь выглядел так, словно ему доставило бы огромное удовольствие пнуть меня по яйцам.

— Ты собираешься учить меня риторике?

Меня изрядно удивило, что этот тип знаком со словом «риторика».

— Мы встретились вчера вечером. Она пригласила меня на свой день рождения, и мы вдвоем провели бо́льшую часть ночи вместе. Да, полагаю, это можно назвать «свиданием».

— Расскажи мне все, что произошло.