Осколки грёз

– Ты меня очень выручил. Надеюсь, что операция под названием «Художник в бегах» пройдет успешно.

– Вы так и не сказали, куда собираетесь уехать. Когда нам ждать вашего возвращения?

– Если все пройдет хорошо? – помедлил я, прежде чем продолжить. – Никогда.

Мужчина тяжело сглотнул. Он резко изменился в лице: на его лбу появились заметные выступающие морщины, а глаза начали беспричинно метаться по сторонам.

– Тогда мне стоит задать вам еще вопрос…

– Мне кажется, что все вопросы мы уже уладили. С остальным я справлюсь сам. Ты и так знаешь намного больше, чем должен. Согласен?

В ответ Фред кивнул и больше не проронил ни слова. До ресторана мы доехали молча, погрузившись каждый в свои мысли.

Оставив позади Вторую авеню, Фред высадил меня у входа в ресторан, где располагалась небольшая летняя веранда. Все выглядело довольно неплохо за исключением выбора места для такого солидного и дорогого заведения: оно находилось в проходе между старыми домами с кучей безвкусных граффити. Несколько больших барных стоек располагались на одинаковом расстоянии друг от друга. Между ними разбавляли обстановку множество столиков на две персоны. Сколько раз я был в Нью-Йорке, но ни разу не встречал того, чтобы в середине барных столов квадратной формы стояла импровизированная кухня. Посетители могли наблюдать за тем, как готовятся их блюда. Народу внутри оказалось больше, чем я мог предположить. Скорее всего, люди спешили сюда на ланч, когда я шел только за первой порцией еды за сегодняшний день.

Я заметил Генри, сидящего за самым дальним столом у панорамного окна. Как и во все остальные дни, он что-то печатал на ноутбуке.

– Ты опоздал, – произнес он, не отрывая глаз от экрана.

– И тебе доброе утро, Генри.

– Оно было бы действительно доброе, если бы ты хоть раз в жизни выполнял мои указания.

– К чему такая спешка? У нас назначена встреча не раньше чем через пять часов. К тому же я не обязан на ней присутствовать.

– А вот здесь ты ошибаешься, парень. Ты пойдешь вместо меня. И – да, Алан Говард перенес встречу. Нужно будет подъехать к его офису в течение часа.

– Ты же не отправишь меня к нему на голодный желудок? И к чему эта внезапная любезность с твоей стороны? – поинтересовался я, показав все свое актерское мастерство в деле, словно не был к этому причастен.

– Не твое дело, – огрызнулся он в ответ. – Нужно будет отъехать. В последнюю очередь мне хотелось бы отправлять туда тебя одного, но у меня просто не остается выбора. Если я узнаю, что ты внес какие-то правки без моего согласия, ты знаешь, что может произойти.

– Ты мне угрожаешь?

– Что ты, всего лишь предупреждаю. Мы с тобой так давно знакомы, что ты уже должен был смириться с тем, что в любой момент сможешь пожалеть, если ослушаешься меня. Надеюсь, что я предельно ясно все объяснил. – Он проводил меня злобным взглядом и ухмылкой.

Появившийся на горизонте официант сбавил напряжение в нашем разговоре.

– Ваша жареная утка с овощами и лобстер со сладким картофелем.

– Благодарю, – снисходительно сказал Генри. – Не планируй ничего на вечер, мы идем в театр.

– Куда? Ты и театр просто несовместимые вещи.

– Когда я созвонился с Аланом после твоего неожиданного заявления, он благосклонно предоставил мне два билета на спектакль. Не припомню даже названия. А что ты удивляешься? Нам необходимо поддерживать связи с влиятельными людьми. Они – наш ключ к успеху, поэтому отказы не принимаются. Учись, пока я жив.

Алчность и безнравственная одержимость делали из Генри морального урода. Он всегда искал в чем-то выгоду, ссылаясь на то, что все мы неидеальны и у всех на счету есть свои грехи. Если так пораскинуть, чтобы сосчитать, сколько человек он сломал и подложил под себя только для того, чтобы постоянно прикрывать свой зад, можно было смело заявить, что после смерти его ждала прямая дорога в ад. Генри удавалось хорошо шифроваться, а люди, чьей благосклонностью он пользовался, обеспечивали его полную безопасность.

Он напоминал моего отца, который всю жизнь стремился к тому, чтобы находиться в центре внимания, власти. Деньги решали все, по его словам, но он никогда не был по-настоящему счастлив. Невозможно угнаться сразу за всем, что тебе поистине дорого, поэтому он остался ни с чем. После того, как он исчез, я много думал над его выбором. В конце концов, я пришел к тому, что это был единственный выход. Если ты осознаешь, что не сможешь сделать кого-то счастливым снова – тебе следует пропасть. Однако самое сложное решение только впереди – стоит ли возвращаться в жизнь человека, которого ты когда-то оставил одного.

Черт побери, это оказалось сложнее, чем я думал. Я оказался на распутье, которое построил сам. Мне стоило в очередной раз отказаться от чего-то, чтобы снова что-то обрести. Я не знал точно, смогу ли вернуть то, что осталось давно позади, но делал первые шаги даже с осознанием вечной потерянности.

Можно ли было назвать мою настоящую жизнь подражанием жизни отца?