— В начале не было ничего. Ни тьмы, ни света. Ни солнца, ни воды, ни неба. А уж меня и вас, дети мои, вообще не существовало даже в замыслах, — голос директрисы звучал успокаивающе и на удивление мелодично, словно колыбельная. — Но появился Он. Благодетель и Отец наш. По Его воле появились Вода и Суша, Пекло и Долина сна, Деревья и Травы. А последними Он сотворил нас, своих любимых детей.
Веки становились все тяжелее и тяжелее. Я поставила кружку на стол и хотела сказать госпоже Клариссе, что устала, но слова замерли комком в горле.
— Сила Его была велика и непостижима разуму нашему, — ее голос доносился как будто издалека, — но был Он добр к своим детям и желал поделиться своей Благодатью с самыми добрыми и послушными, ибо они есть суть творящего. Раздал он каждой по части силы своей и научил творить чары, изменяя сущее. Благодетель разрешил все, но поставил три условия: не создавать с помощью магии жизнь, не продлевать и не забирать ее. То было лишь в его власти…
***
Я очнулась так же внезапно, как и вырубилась. Хоть вокруг и не было видно дальше вытянутой руки, что-то неведомое подсказывало, что кабинет директрисы мое бренное тело покинуло. Было тепло и мягко, словно на пуховом облачке. Сделав титаническое усилие над собой, я поднялась, потерла глаза и огляделась вокруг, машинально шаря руками вокруг себя в поисках очков.
Меня положили на кровать и накрыли одеялом. Даже переодели теплую пижаму, отчего стало немного не по себе, ведь кто-то отвечал за раздевание… Глаза все никак не могли привыкнуть к темноте, но чутье подсказывало, что меня переместили в общежитие. Страхи о камере оказались ложными.
Я села на кровати, завернувшись в одеяло. Глупо было полагать, что мне предоставили роскошь в виде отдельной комнаты. Но соседки не было ни видно и ни слышно. Все путала чертова непроглядная темень. Были лишь запахи.
Вдруг раздался глухой звук грома, совсем не такой, что гремел осенью в Форестсайде. Тот словно бы разрывал на несколько частей плоть живого существа. Я в испуге вскрикнула.
— Привыкай, — раздался низкий глухой голос справа от меня, — школа стоит на границе погодной аномалии. Здесь это в порядке вещей.
Комнату осветила вспышка молнии, и я окончательно убедилась, что в комнате уже кто-то жил.
На маленьком узком подоконнике сидела девушка. Она коснулась груди указательным пальцем, зажегши свечи в комнате. Я закрыла лицо руками, на мгновение ослепнув от их яркости.
— Сагх даже преуменьшила в своем рассказе, — соседка соскочила с подоконника и приблизилась ко мне. — Нежный Пирожочек. Как ты собираешься тут выживать, если даже свечек боишься?
Я осторожно убрала руки. Моей соседке одновременно можно было дать как восемнадцать, так и тридцать шесть лет. О нет, старше своих лет она не выглядела. Мне попадались похожие на нее киноактрисы на обложках старых киножурналов: густые темно-русые волосы, персикового оттенка кожа и женственные округлые очертания тела. Но взгляд ее темно-вишневых глаз был невероятно взрослым и пронзительным. Так смотрели на меня с обложек и иллюстраций все герои романов Эриха Марии Ремарка.
— О’Салливан, — протянула она мне руку, — хотела познакомиться с тобой при более подходящих обстоятельствах, но Клэри приволокла тебя на левитации и велела уложить и не будить. Нет, я не видела тебя голой, практическая магия нас всех спасает. Надеюсь, у тебя тоже нет привычки подглядывать за людьми в душе. А если не будешь доносить, что я курю, так мы вообще поладим.
Почти опустошенная красная бумажная пачка валялась на подоконнике. Соседка была одета в длинную красную ночную рубашку. И я, оглядевшись, поняла, что сама одета в красное.
— Прикер. Маргарита, но можно просто Рири, — промямлила я в ответ, — нет, я точно не буду жаловаться. Твоя фамилия… Ты тоже с Земли?
— Нет. Далекая прабабушка по материнской линии жила в Салеме и несла просвещение Простакам, — соседка продолжала с неприкрытым интересом разглядывать меня, — ничего кроме подпаленной тушки это ей не принесло. Семья в последний момент успела сбежать из того городишки.
Гром прогремел еще раз. Я подавила визг, но вспышка молнии все равно озарила мое испуганное лицо.
О’Салливан подперла подбородок кулаками и задумчиво протянула:
— Да уж, и как ты смогла одним ударом отсечь монстру все лапы разом? Сначала я думала, что ты разыгрываешь карту хорошей девочки перед директрисой, а сейчас вижу, что тут играть нечего.
— Все знают, что я сделала, — грустно усмехнулась я, — все… Кроме меня!