— Ну, тебе повезло, Пирожок, — похлопала меня по плечу та, — я твоя Проводница, так что знаю все о твоей манифестации. Рассказать?
Я закивала, подтянув колени к подбородку. Соседка прикусила губу и мягко заговорила со мной, словно рассказывая самую свежую сплетню:
— Ты бросилась наперерез чудовищу и первым же ударом заставила его отлететь в сторону. Земля задрожала, даже твой бедный домик зашатался, как больной в припадке. Вторым ударом ты отсекла ему рога и крылья. Бедняжка истекал кровью, было вполне достаточно и этого удара. Но тебе, очевидно, было мало…
— Я не могла так поступить…
— Еще как могла, своими глазами видела запись твоих воспоминаний! — хвастливо заявила она, откинув волосы назад. — Так вот, ты издала рев и побежала добивать несчастного монстрика, который просто хотел поужинать… Удар за ударом! Он сипел и хрипел, а ты словно наслаждалась его мучениями!
— Неправда…
— Правда-правда! — продолжала напирать на меня O’Салливан. — Родители боялись к тебе подойти, думали, что убьешь и не заметишь. В прямом смысле. О дорогая, как ты сияла. Красные всполохи, словно пламя костра! Прекрасна в своей ярости!
— Врешь ты все! — завопила я.
Кончики моих пальцев слегка засияли. Я в ужасе начала трясти руками, будто бы мое сознание думало, что так я смогу погасить пламя.
— Не поможет, — холодные пальцы соседки накрыли мои, — заряд так просто не сбить. Если даже в наручниках ты можешь источать его…
Ее прикосновения были словно лед, положенный на ожог. И мне стало легче.
— А как тебя зовут? — спросила я, немножко успокоившись.
— Долорес, — последовал краткий ответ, — надумаешь сокращать — разрешаю только Дору.
Где-то в глубине комнаты три раза что-то прозвенело. Соседка издала ликующий рев и помчалась что-то вытаскивать из шкафа.
— Сейчас что-то будет? — с подозрением спросила я, ожидая нечто вроде шабаша с поцелуем копыта Дьяволу.
Долорес вынырнула из шкафа, укутанная в нечто похожее на красный балахон. Ее глаза горели лихорадочным светом:
— Твое посвящение, Пирожок! Воистину легендарная ночь!
— Что надо будет делать?
О’Салливан подошла ко мне, держа в охапке еще больше свечей и медную потертую чашу. Она чуть ли не урчала от удовольствия, стаскивая меня с кровати, снимая очки, и таща в центр комнаты со словами:
— Специально для тебя за каких-то пару часов я собрала кровь пятерых девственниц! Сейчас раздену тебя, вымажу в ней и заставлю сидеть на подоконнике до рассвета! Стаскивай пижамку, Маргарита!
Я вырвала свою руку из ее цепкой хватки и побежала прятаться под кровать. Она расхохоталась, но то был не веселый смех, скорее очень печальный.
— Дурочка, — простонала та, — не буду я тебя ничем мазать, оно мне не надо! Просто сядь в центр комнаты.
Мы устроились на холодном дощатом полу. Я сидела как на иголках, готовясь убежать в любой момент. О’Салливан же расселась, как королева, поставив чашу на пол и медленно зажигая свечу за свечой. Закончив, она налила в чашу какой-то жидкости из графина и хлопнула в ладоши.
В чаше словно загорелись тысячи маленьких огоньков. Маленькие искорки озарили лицо Доры, на этот раз серьезное и сосредоточенное. Она протянула мне коробок со спичками и приказала:
— Зажги свечу одна за одной, сестра. Давай же взглянем, каков твой цвет.
Как только я поднесла спичку к фитилю, свечи загорелись алым светом. Дора хмыкнула и многозначительно протянула:
— Красный означает мужество и благородство, сестра. Цвет ведуньи. Ты стоишь за справедливость и любовь, а еще храбра и решительна. Верны ли мои догадки о тебе?
— Вообще ни разу, — хрюкнула я от смеха.
Долорес посмотрела на меня без всякой тени смеха и отчеканила:
— Так воспитай их в себе, сестра, ибо без них не пройти тебе путь ведуньи до конца.
Я замолчала, поняв, что шутки остались позади. Соседка же накрыла меня черным покрывалом, а сама взяла одну из свечей в руки и медленно произнесла:
— Слушай меня внимательно, сестра, ибо расскажу я тебе историю, что стара как наш мир. Однажды Благодетель понял, что нужен ему верный соратник, ведь мир наш рос. Выбрал Он себе талантливого и способного ученика и рассказал ему обо всей Истине, что знал. Но не был благодарен и смиренен тот. Взлелеял он в своем сердце гордыню и злобу, что очернили его и превратили в Зверя.
За окном снова вспыхнули молнии. Я уже не дрожала. Пар из чаши обволакивал и успокаивал, а история Доры очаровывала меня.