Все парни были обмануты внешней прелестной оболочкой, присвистывая нам вслед. Я бы с легкостью поменялся с любым из них местами, ведь безумная натура Риты проступала сквозь мрачный и тяжелый взгляд.
— Макрая научила меня маджиклету своими чарами, чтоб я переводила на похоронах Адама. Его девушка Фелиция заглядывала к гвардейцам в глаза и спрашивала, знала ли хоть одна живая душа, что он изменял ей.
Рита вытащила из кармана пальто пачку сигарет и зажигалку. Ее пальцы побелели и дрожали, словно желая вцепиться мне в горло.
— Послушай, — произнес я, стараясь звучать как можно спокойнее. — Давай рассуждать здраво…
— Рот закрой! — рявкнула Прикер, зажав сигарету в зубах и поджигая ее. — Меня тошнит от твоего вранья и от твоего здравомыслия!
Она затянулась и выпустила облако дыма изо рта, закашлявшись. Я застыл, ожидая нового нападения. Но Рита продолжала курить, рассыпая пепел от сигареты на сверкающую от снега землю.
— Зачем ты пришла? — наконец решился спросить я.
Прикер бросила сигарету себе под ноги и, придавливая ее каблуком, произнесла:
— Не знаю. Захотелось проверить, помнишь ли ты такого парня, как капитан Адам Горн. Или «В гроб долой — из сердца вон»?
Она достала еще одну сигарету из пачки, но резкий порыв ветра погасил пламя зажигалки. Рита прижалась спиной к стене и закрыла глаза.
Мне были слишком хорошо знакомы эти дерганые жесты, фальшивая, точно приклеенная к лицу улыбка и полное отчаяние во всех движениях.
Я сделал то, чего всегда втайне ждал от других: встал с ней рядом и спросил:
— Ты в порядке?
Прикер сглотнула и охрипшим от дыма голосом расхохоталась:
— Наконец-то догадался. Нужно было ходить с плакатом?
— Ты в порядке? — повторил я вопрос, игнорируя ее попытки уколоть побольнее.
Рита уставилась немигающим взглядом вдаль и принялась ковырять заусеницы на пальцах:
— Я проспала полтора часа. Мне снятся кошмары про Адама. Меня тошнит от мяса, ем только салаты, но нельзя сидеть только на них, потому что силы быстро тают. Если силы быстро тают, я не могу учиться. Их много учат дракам, ставят парней против девочек. Сегодня лось размером с двух тебя бросил меня как куклу через все поле. Макрая залечивает раны, а потом посылает назад, говоря, что я могу лучше. Мои вещи не везут из старой школы, типа Дора могла их проклясть. Элла уменьшает для меня свои. Шмотки пахнут бухлом, приходится их проветривать и мерзнуть по ночам. Душевед говорит, что это период адаптации, но я ей не верю, потому что у нее в кабинете куча прослушки. Элла злится, думает, что издеваюсь над ней. Но это не так! Мне просто нужно поговорить с мамой и папой! У меня день рождения через неделю, они меня ждут! Всех отпустят завтра вечером, а меня нет! И телефон в школе Ронетт! Я прошу дать мне хотя бы пять минут. Макрая и Элла твердят, что я должна учиться быть сильнее. Но я не хочу быть сильнее, я хочу домой!
Рита разрыдалась, закрыв лицо руками. Сквозь ее пальцы побежали черные струйки слез и кровь от содранных заусениц.
У меня заболело сердце и закружилась голова. Я много раз слышал подобные слова в голове, много раз чувствовал соленые невыплаканные слезы во рту. Но только сейчас понял, что ело меня заживо все эти годы, что не давало дышать и заставляло до крови царапать ладони ногтями.
— От тебя маслом несет… — вдруг донесся шепот.
Все это время мы обнимались, как два ребенка.
— Когда тебе нужно быть в школе?
— За три часа до Темной поры. Элла меня не хватится, готовится к экзамену на Верховную. То есть пьет и жалеет себя.
Я отпросился с уроков до конца дня и дал Ленарду внеочередной выходной. Для отца же моя участь снова потеряла интерес, потому сын что не болел и не умирал. Так что меня тоже никто не искал.
Рассудив, что прежде чем с женщиной разговаривать, нужно ее накормить, я привел Риту в ресторан, где официанты были приучены молчать за нескромную прибавку к жалованию. Все ее вялые попытки разделить счет были пресечены.
— Что это? — разглядывала Прикер ломтики белого мяса на тарелке.
— Пандорус, — объяснил я. — Рыба такая. В Дорэлле она косяками плавает, им даже ловить ее лень.
Рита с удивлением посмотрела на приборы и спросила:
— Одни ложки? А нет чего поострей?
— Мы не пользуемся ничем острым в Йоль. На зубчиках приходит зло.
Она лишь пожала плечами и принялась аккуратно есть с помощью ложки. К своему удивлению, я обнаружил, что она умеет держаться за столом ничуть не хуже меня. По крайней мере, вымыла руки в блюде с водой, а не стала оттуда пить.
— Это все бабушка, — ответила Рита на мой немой вопрос. — Она была оперная певица, много ходила по приемам. Говорила, что любой юной леди пригодятся в жизни три вещи: осанка, игра на пианино и знание французского. А ты не понял половину, что я сказала.
— Почему же? У нас есть пианино. Мы поставили их простакам в надежде на хорошую музыку.
— Люди в черном, — пробормотала та.