Я дала волю своему гневу, только лишь когда оказалась в самой глубине нашего центрального парка, медленно перетекающего в лес. Бросив сумку на землю, сама бухнулась прямо на уже пожелтевшую траву, оперлась о толстый ствол старой ели, закрыла глаза и постаралась прийти в себя, вдыхая этот чудесный запах хвои и пока что теплой земли.
Гортензия всегда попадала не в бровь, а в глаз своими едкими замечаниями. В ту осень моим самым большим страхом был провал на вступительных экзаменах, безработица и разочарование в глазах родителей, осознающих, что сотни тысяч долларов, часы подготовки и мои слезные увещевания и мольбы не принесли ровным счетом ничего.
Я делала глубокие и медленные вдохи и выдохи, пытаясь успокоиться, но страх и злость накатывали на меня волнами, словно на бедный камешек, которому не повезло очутиться на пляже во время прилива.
Не поймите меня неправильно: я любила Форестсайд. Маленький городок, затерянный в лесах, население чуть меньше десяти тысяч человек. Уютнее Твин Пикса без всякой жести с мертвыми старшеклассницами, обернутыми в целофан. Но… Порой, когда я смотрела парады на день Благодарения или новогоднюю трансляцию с Таймс-сквер, мне казалось, что воздуха в комнате катастрофически не хватает. Окружающая действительность становилась маленькой и тесной. А иногда, когда я слушала рассказы одноклассниц, выезжавших на каникулы куда-то дальше границ штата, мне хотелось заплакать от обиды, как маленькой девочке.
Я не хотела остаться в Форестсайде на всю жизнь и потратить ее на нелюбимую работу, постылого мужа и нежеланных детей. Моя душа жаждала перемен.
В тот день я впервые обнаружила в себе новое чувство. Оно было сильнее злости и гнева. Оно росло во мне и обдавало все внутренности жаром. Казалось, что прямо сейчас из меня что-то вырвется. Не в силах больше сдерживать себя, я вскочила с земли и заорала во всю мощь легких:
— Прошу, кто-нибудь, заберите меня отсюда!
Неожиданно в деревьях загудел холодный ветер, разом остудивший мой пыл. Я застегнула короткую джинсовку на все пуговицы, поежилась и подула на ладони, чтобы их согреть.
Лучи солнца постепенно розовели. Надо было возвращаться домой. Я снова воткнула наушники чуть ли не в слуховой проход и зашагала по направлению к главной дорожке.
Вдруг на меня накатила странная слабость, даже усталость. В голове словно повисла пелена тумана. Я зашаталась, схватившись за ближайшую ветку дерева. И в то же самое время поняла, что сквозь пение Тей-Тей раздаются и другие звуки, похожие на удары, грохот и гром одновременно.
Я вытащила наушники. Да, определенно мне не показалось. И правда были глухие удары. И чьи-то сдавленные крики боли.
Драка была на поляне, скрытой ивами. Я подняла палку и камень с земли, надеясь, что их хватит для усмирения буйных душ. Подкравшись к стволу, я осторожно заглянула за угол, чтоб оценить обстановку. К своему удивлению я подметила, что звуки борьбы прекратились. А вот стоны остались.
На поляне ничком лежала девушка на вид чуть старше меня. Одета она была скорее для вечеринки в роскошном отеле, нежели для прогулки по нашему захолустью: серебряное длинное платье с открытой спиной и короткими рукавами, туфли на шпильках в тон, маленькая белая сумочка.