Осколки: коготь Зверя (СИ)

— Ага. И Долорес сказала, что он очень даже мягок. Но еще во время процедуры Регистрации было сказано очень много нехороших слов в сторону ведуний, — накручивала я прядь волос на палец, — что это значит, мэм? Ведуньи плохие? Они уничтожили Арилию?

Кларисса устало вздохнула. Ее лицо буквально на секунду исказилось гримасой боли, словно в воспаленной ране провернули по часовой стрелке кинжал.

— Скажем так: мы стали злодейками, потому что так было проще и лучше для всех.

— Что это за край такой, Арилия? — заерзала я на стуле от нетерпения.

— Самое древнее и благородное королевство нашего Измерения, — подперла подбородок двумя указательными пальцами госпожа Кларисса, — Больше пятнадцати лет назад королевский дворец был разрушен в результате мощнейшего взрыва, а буквально через пару часов восемьдесят процентов жителей Арилии погибли ужасной мучительной смертью. На данный момент из пятидесяти миллионного населения королевства в живых осталось не больше десяти тысяч человек.

Этот монолог был произнесен механически, словно бы она пыталась абстрагироваться от всех тех слов, что говорила. Теперь я вижу все ясно и четко, словно передо мной прокручивают кинопленку. А в тот день важнейшие детали почему-то от меня ускользнули.

— Жесть, — выдохнула я, — Это ужасно… Но ведь быть такого не может, что в одно прекрасное утро ведуньи проснулись и дружно подумали: „А не замутить ли катастрофу“!

— Конечно нет, виновных нашли сразу же, — горько усмехнулась директриса, — Но это не имело уже никакого значения.

— Не понимаю, — упрямо тряхнула головой я, — что все это значит?

— Долорес же читала для тебя строки из книги „О сотворении Мира“, — ответила женщина, — первые из сестер появились на свет из крови Благодетеля пополам с кровью творений Зверя.

— А еще была замешана грязь и прочие неприятности, знаю, — отмахнулась я, — Есть же еще причина?

— Мне нравится твой дар ничего не принимать за истину, — в ее глазах промелькнул добрый мягкий свет, — из тебя выйдет хорошая ведунья.

Я решила промолчать. Дело в том, что уже на пути в кабинет директрисы в мою голову пришло одно весьма дерзкое и смелое заявление, которое я намеревалась озвучить при первом же удобном случае.

Госпожа Кларисса вытянула правую руку перед собой. На ее указательном пальце было скромное кольцо, усыпанное маленькими черными камешками. Она проделала тот же жест, что и прошлой ночью: повернула украшение по часовой стрелке. И начало твориться нечто невообразимое.

Прямо в воздухе перед нами проступил затейливый зеленый узор, похожий не то на вязаный коврик перед входной дверью, не то на прекрасный цветок из сказки. От него исходила мощная энергетика, которая словно пронзала меня тысячами иголочек. Я завороженно уставилась на это чудо и прошептала:

— Что это?

— Хранилище моих заклинаний, — не без гордости ответила она, — все, что я создала и воплотила за все сорок лет моего пути Ведуньи. Мое самое великое достижение — вызов предрассветной грезы, самого желанной и потаенной.

Я молчала, не понимая, что сказать. Госпожа Кларисса восприняла тишину как призыв к демонстрации. Она взмахнула рукой. Цветок два раза ярко мигнул, а потом прямо перед нами появился мой дом, спрятанный в тени цветущих яблонь и вишен. Мама и папа сидели на террасе, прихлебывая лимонад из нашего старого стеклянного графина. Вдруг они одновременно посмотрели в мою сторону и ласково поманили к себе, поднимая третий, совершенно пустой стакан.

У меня сжалось сердце, а в горле застрял комок. Директриса разом свернула свое колдовство и бросилась извиняться:

— Прости, совершенно не подумала, что твои предрассветные грезы…

— Могут быть о моей семье, из которой меня забрали? — грубо оборвала я. — Вот в чем ваша проблема! Никто из вас не думает! Никогда!

— Маргарита, — понизила голос та, — умерь свой тон.

О, я вовсе не собиралась ничего умерять. Злость захлестнула меня и заклокотала прямо в самом нутре.

— А вы умерьте поползновения в мою голову! — стукнула я кулаком по столешнице. — Не палитесь уж так явно, что я тут пленница!

Госпожа Кларисса повернула кольцо на пальце еще раз. По горлу словно пролилось холодное молоко, и мой голос пропал. Я открывала и закрывала рот как рыба, не в силах даже шептать.

— Прости за это, — она положила свою сухую как наждачка ладонь на мою, — применяю это заклинание очень редко, когда юные сестры уж слишком кипятятся и упрямятся. Клянусь, что сниму его, как только объясняюсь перед тобой. И прости, что причинила тебе боль демонстрацией своих сил.

Я стиснула зубы так крепко, что еще немного — и они бы затрещали. Пелена ярости все никак не отступала.