Осколки льда

Я слышал как Лина ругается с няней изза миня. Она сказала чтобы та ни смела больше так никагда гаварить А та сказла что у ние свои дети и она думает о них. Она сказала что ни хочит заразиться сама и заразить дочку

Она называла Лину ВИТАЛИНА АНДРЕИВНА. Я записал сибе на первую страничку днивника и буду павтарять целый день чтобы выучитъ наизустъ

***

Этой ночью Влад навестил меня впервые. Я никогда не задумывался, почему ОНИ приходят. Но теперь понял: каждый из близких оставил яркий отпечаток в сознании, наследил в памяти. Переживания, эмоции, совместные проблемы и радости, тысячи слов, сказанных и несказанных друг другу, не могут умереть вместе с пустым телом. Нет, не душа! Нечто большее. Излучение неведомое науке, двадцать пятый кадр прожитого. Погибшие будут жить среди извилин, в воспоминаниях, пока тебе это важно. Закрой глаза, и услышишь шепот до дрожи знакомых голосов.

В полумраке умерли тени. Уличный фонарь моргнул, забился в конвульсиях и погас. В крайней вспышке блеснул наполненный влагой единственный глаз. Показалось? Нет. Юноша стоял боком, стесняясь своего изъяна. Мне стало жаль его, хоть я и зарекался сочувствовать мёртвым. На секунду чердак наполнился светом утреннего солнца, колонны, своды обрушились кубиками. Потолки и пол свернулись в рулоны, обнажая старые зеленые стены приюта. Возле одной из них на подранном линолеуме, по-турецки сложив ноги, сидит упитанный мальчишка. Сине-красный спортивный костюм износился. Парень взъерошил кудрявые черные волосы и оглушительно заржал. Он вновь что-то рассказывал, но я пропустил очередную историю. Хочется запомнить его таким, но пройдут годы, и образ щекастого мечтателя сотрется. Прошептал:

– Иди сюда. Не бойся…

Тот, кто вышел из темноты был изнанкой человека. Словно плюшевый медведь, выпотрошенный жестоким ребенком, Владик шёл вразвалку, волоча перебитую лапу. Калека едва слышно хрипел, плевался кровью сквозь свёрнутую набок нижнюю челюсть. Бедняга, тяжело дышать с переломанной грудиной?

– Тяжело, Макс. Не советую пробовать, – выдавил друг, считав мысли. Синхронизировался.

Чёртов фонарь отдохнул и наполнил вольфрамовую душу светом. Я увидел покорёженный профиль. Мягкие покровы головы разорваны от виска до затылка отломками костей черепа. Деформированная голова подрагивает на сломанных шейных позвонках. Правой половины лица нет. Парень с натугой зашевелил тем, что когда-то было ртом:

– Ну как ты, друг? Хреново выглядишь…

Покойник поднял висящую ремнём руку, с удивлением посмотрел на культю. Затем спокойно вытер запёкшуюся на лбу кровь лохмотьями свитера.

– Кто бы говорил… Влад, скажи: почему сейчас? Почему ты пришёл только сейчас?!

– Тише, Макс, не шуми. Я почувствовал, что ты нуждаешься в помощи. Думаешь, проще всего покончить с ЭТИМ? Свести счёты с жизнью, и пусть те, кто тебя довёл до края, пожалеют! Пусть плачут, суки! Да?

Мертвец поперхнулся кровью, схватился за живот и осел на пол. Извиваясь согнутым в знак вопроса позвоночником, подполз, облокотился на стену. Отхаркнул сгустком:

– Это не помогает, я пробовал…. Знаешь, что там за кулисами? Ни-че-го. Нет рая, ада, чистилища. Только серое ничто наедине с несбывшимися мечтами. Зачем нужна преисподняя, если злоба, бессилие и жалость к себе сварят быстрее?

Ребёнок внутри меня хочет обнять покалеченное создание, и, возможно, тогда жизнь включилась бы на реверс. Мы вновь окажемся там, среди прогнивших балок приюта.

Чушь! Прошлого не вернуть! Я вспыхнул:

– Так, ты пришёл меня переубедить? Ради чего? Ты мёртв! Мёртв! И Стася тоже!

Друг почувствовал угрозу. Съёжился, прикрыл лицо:

–Тебе нужно лечиться, Макс. И бороться за то, что по-настоящему дорого…

– Ты боролся, а? Как ты посмел, сыкло? ПОЧЕМУ ТЫ БРОСИЛ МЕНЯ?!

Владик не ответил. Растворился. Трусливый крысёнок!

Фонарь умер окончательно. Ноздри вдохнули затхлый запах грибка и гнили. Зашумели ржавые коммуникации водопровода, зашуршали по углам крысы. Потёк испариной. Ногти до крови впились в ладони.

***

Густая венозная кровь цедит сквозь пальцы. Ледяная ладонь держит крепко, как единственную на этом свете опору, искусственный позвоночник и вертикаль к центру Земли. Хрустят окоченевшие суставы. Белые, потерявшие пигмент ноги, кажется, вот-вот сложатся, но ступни намертво прикипели к кафелю.

Я помог любимой выбраться из ванной. Вода в резервуаре бордового цвета бурлит, вальсирует воронкой у слива. Стекает по синюшной коже. Жидкость рвётся домой, внутрь хозяйки.

Начал с ног. Бережно вытер бескровные рёбра и спину. На влагалище проступили синевато-желтые пятна – признак высыхания. Окоченение продолжило путь до ореолов на груди, по шее и выше к кончикам губ. Любимая смотрит белесыми мутными глазами. Мышцы расслаблены, челюсть отвисла на бок, но я-то знаю: она так улыбается. Укрыл простыней, прижал к себе погреться теплом. Скромница плетётся, неловко переставляя ноги.

Сгоревшая квартира не вызывает ностальгии. Обугленные стены, огарки дивана, на котором мы так часто трахались. Нет, это сейчас не важно.

– Представляешь, любимая: мне приснилось, что ты умерла?!