Яркая вспышка, звонкий девичий смех, мягкая ладонь погладила меня по щеке — и вот мы с Ойвиндом стоим в подвале вдвоем. Даже помогать ей не пришлось, сама ушла. Как видно, годы во мраке и безнадежности бытия искупили тот грех, что она взяла на душу. Ну и славно.
— Бумага какая-то лежит. Подсветите, а? — Охранник нагнулся и поднял с пола замызганный лист, невесть как не сгнивший за такую бездну времени, и вгляделся в него. — Газета. Надо же, ей сто лет. Ну почти, она февральская, а сейчас март. Но год совпадает, с разницей в век.
— Ну-ка. — Я забрал газету у него из рук и внимательно ее осмотрел. — Вот тут подчеркнуто. Переведи.
— Сообщение о свадьбе, — выполнил мою просьбу Ойвинд. — Какой-то господин Матиас Хауден сочетался браком… Тут порвано дальше, ничего не разобрать.
— Любовь, значит. — Я аккуратно сложил газету и положил ее на труп девушки. — Ну да, ну да.
Получается, и на последний свой вопрос я ответ тоже получил. Она убила себя сто лет назад. Миновал век, и тот, кто смотрит на нас, маленьких и слабых оттуда, сверху, дал ей свободу. Вернее — предоставил шанс, который она могла использовать по своему усмотрению. Вариантов имелось два — либо ввергнуть себя в еще больший ужас, либо освободиться навсегда. На этот раз она сделала правильный выбор, пусть и не сразу.
Поднявшись наверх, я первым делом успокоил совсем уже изведшегося Лафайета, заверив его, что неприятности кончились, раз и навсегда.
— Алекс, скажи, если бы залили подвал цементом, случилось бы то, что случилось? — облегченно вздохнув, поинтересовался он у меня. — Просто думаю — возложить на строительную компанию дополнительную ответственность или нет?
— Не знаю, — пожал плечами я. — Но вряд ли у тебя что-то получится. Они потребуют документальные доказательства, а их нет. Что ты им предъявишь? Охранников? Они не свидетели, поскольку работают на тебя. Труп из подвала? Таких в любом склепе полно. На меня точно не рассчитывай, я не люблю публичности. Да и на кой тебе огласка?
— Жаль, жаль, — опечалился Бернард. — Но ты прав, огласка и в самом деле ни к чему. Хотя за стены они мне все равно заплатят. И восстановят их за свой счет.
— Насчет трупа — распорядись, чтобы его похоронили как следует, — попросил я. — Со всеми положенными ритуалами. Это в твоих интересах. Еще там кандалы лежат, их надо непременно в реку бросить.
— Какую?
— Да любую. Главное — проточная вода. — Я зевнул. — И не забудь мне вторую часть гонорара на счет перекинуть. Работа сделана, претензий, думаю, нет?
— Будет лучше, если ты еще пару дней побудешь здесь, в отеле, — твердо заявил Лафайет. — Мало ли? Мне так спокойнее будет. А в пятницу вечером тебя в аэропорт отвезут.
— С удовольствием. — Я подошел к ресепшен, где помимо Анникен обнаружилась вторая девушка, не менее красивая. Как видно, пришло время пересменки. — Высплюсь, воздухом подышу. Кстати, так какой у меня номер, красавица? Вы мне так и не сказали. И мне бы ключ от него получить.
— Господин Лафайет, может, я провожу нашего гостя до номера? — осведомилась у Бернарда Анникен и изобразила нечто вроде книксена. — У нас отель большой, вдруг он заблудится.
Отельер наконец-то улыбнулся, впервые за этот вечер.
— Разумеется, — разрешил он, подмигнув мне. — Это очень верное решение.
— Тогда мы пошли. — Я понял, что если через пять минут не растянусь на кровати, то просто упаду прямо на пол. — Анникен, я весь ваш.
— Погоди, — остановил меня отельер. — Жозефина упоминала, что билеты на обратную дорогу тебе не до Будапешта брать, а до Марселя. Все верно?
— Да нет, она ошиблась, — подумав, ответил я. — Что мне в Марселе делать? Тем более что у меня на субботу билеты в кино уже заказаны.
Часы Времени
«Звонить или не звонить?» — размышлял я, сидя в кресле. С одной стороны — надо бы, все-таки и подарок есть, и одному в новогоднюю ночь куковать не хочется. С другой стороны — следом за ночью будет утро, а именно в это время суток Евгения из принцессы превращается в демоницу. Что? Обычно принцессы превращаются в лягушек? Возможно. Но это те, что тихие, робкие, бессловесные, с трогательным диснеевским взглядом. А такие, как она — в коротких куртках, джинсах и с пистолетом под мышкой — в демониц. Сказал бы «в ведьму», но по сравнению с Мезенцевой многие ведьмы невинны, как дети. Я видел, я знаю, потому могу сравнивать.
— Хозяин! — Родька, бочком ввалившийся в комнату, недоуменно посмотрел на меня, сидящего в кресле. — Это как же?
— Что опять? — недовольно спросил у него я. — Не мешай размышлять.
— Так на диване лежа думать не в пример лучше, — шаркнул лапкой по полу мой слуга. — Так мысли из брюха прямо в голову текут, и нужную поймать легче!
— Почему из брюха? — рассеяно поинтересовался я.
— Неважно, — ушел от ответа Родька. — Просто я про это точно знаю.