Осколки. На острие боли (СИ)

– Что? Нет-нет. Это оказались наши соседи справа. У них трубу прорвало.

– Ясно.

Наступило молчание. Может, из-за того, что я перебила ее, может, ей было тяжело говорить, но продолжила она не сразу.

– Я просто была в шоке, ведь двадцать лет не видела его. Он был моей первой любовью, а это не забывается. Ты должна это понимать, ты ведь такая юная, Соф.

– Так странно. Когда ты пеняла мне на то, что я разрушила отношения Никиты и Алины, ничего не сказала про мою влюбленность в него, – задумчиво прошептала я, уставившись в одну точку на стене. Я боялась сместить фокус зрения или двинуться. Мне казалось, что сделай я это, и флер стазиса моих эмоций спадет, и я разревусь окончательно.

– Вы с отцом теперь разведетесь? – задала я конкретный вопрос. Тон у меня был сухой, безжизненный, пугал даже меня саму.

– Что? Нет, конечно! Я… Миша женат…

– Так это единственная причина? – горько усмехнулась я и зажмурилась. Стазис спал, и меня накрыло волной тяжелых эмоций.

– Сонь, я… Нет! Нет! Мы с твоим отцом двадцать лет вместе… Любим друг друга… – последнее мама произнесла неуверенно, и я услышала это в ее голосе. – В общем, Михаил – просто отец Алины. В субботу он придет на официальное знакомство. Мы с твоим отцом уже всё обсудили, пришли к выводу, что не может запрещать им общаться. А насчет того, что ты видела. Я просто расчувствовалась, что увидела его впервые за двадцать лет. Этого больше не повторится. Тем более, что кроме объятий у нас ничего и не было, но я не хочу причинять боль твоему отцу, так что надеюсь, что ты сохранишь это в секрете. Ты ведь не хочешь, чтобы твой папа страдал, Софья?

Папа значил для меня много, так что ответ был очевиден. Как бы я не хотела, чтобы истина всплыла наружу, я не могла так поступить с отцом. Не имела никакого права. Ведь я его дочь и должна заботиться о нем. Вряд ли Алина теперь будет это делать. У нее ведь появится новый папа. Биологический. Родной. Состоятельный. Всё, как они с мамой хотели.

– Да, мама, я буду молчать, – ответила я и понуро опустила голову.

Распущенные волосы растрепались, прикрывая мое лицо от взгляда мамы, и я зажмурилась, чувствуя, как по щекам текут слезы. Боже, главное не расплакаться навзрыд и не всхлипывать. Не хочу, чтобы мама видела, как мне плохо.

– Вот и умница, – выдохнула она с облегчением и встала с кровати, отчего та заскрипела.

– Я хочу спать, – произнесла я и повернулась боком так, чтобы она видела лишь мой затылок.

– Да-да, конечно, спи сколько хочешь, учительницу я твою предупрежу, что ты не придешь. Мы с отцом на работу, а вечером давай твою любимую пиццу закажем? Пеперони.

Я засуетилась, взбивая подушку и откидывая покрывало, и смогла лишь кивнуть, хотя пеперони совсем не любила. И расслабилась я лишь, когда мама закрыла дверь с той стороны.

Я расправила постель и легла, накрываясь одеялом с головой. Лежала без движения я долго и смогла дать волю чувствам, когда услышала стук входной двери. Дважды. Родители наконец ушли на работу, и в квартире осталась я одна.

Сначала раздался один всхлип, за ним второй, а после я и вовсе разрыдалась в голос, впервые чувствуя себя настолько потерянно, что не чувствовала сил. Лежала в кровати, словно желе. В таком раздрае я и уснула, окончательно обессилев от слез.

***

С того дня мы с мамой старательно избегали разговора друг с другом. Отцу я ничего не сказала, и к субботе она расслабилась, поняв, что я буду молчать.

Алина пришла рано утром и вела себя так, словно не была виновата передо мной. Порхала по квартире и наводила порядок к приходу биологического отца.

Папа сидел на диване, смотрел передачи по ТВ и молчал, но я чувствовала, что он напряжен.

– А какой он, мам? – поинтересовалась Алина, расставляя тарелки. Стол был застелен праздничной белоснежной скатертью, как обычно бывало на новый год или дни рождения, и я понимала, что приход Михаила для них и правда праздник. Винить за это Алину я не могла, так как если бы оказалась в похожей ситуации, наверное, ощущала бы такое же предвкушение.

– Сама всё увидишь. Для этого он и придет на официальное знакомство.

Мама не стала ничего рассказывать Алине, а я подмечала все те эмоции, которые овладевали периодически отцом. Он был расстроен, обескуражен и полон страха. Что бы в прошлую их ссору не кричала мама, но я знала и видела, что Алину он любит, как родную дочь. Никогда он не делал между нами различий, так что в этом она была не права.

– Ты могла бы вести себя скромнее при папа? Он тоже переживает вообще-то, – сделала я Алине замечание, когда она вышла из зала, и я последовала за ней, чтобы никто не слышал наш разговор.

– В смысле?

Она была на такой волне эйфории, что не сразу поняла мои претензии.

– Тут вообще-то папа присутствует. Он тебя воспитывала восемнадцать лет. Ты могла бы не демонстрировать такую радость от встречи с Михаилом.

– А ты чего это раздухарилась, а? Завидно, что мой отец – богач, а твой – спивающийся сантехник?

Алина прищурилась и ткнула меня пальцем в грудь, словно показывала мне, кто тут круче. Мне стало обидно. Но не за себя, а за отца.