И мы проснулись.
За окнами домика на дереве мирно ворковали горлицы, а небо серебрилось, как фольга. Я перекатилась на бок и зарылась лицом ему в грудь.
– Извини, – пробормотала я.
Он поцеловал меня в висок.
– Не за что извиняться.
Мы ловили каждый миг вместе. Наконец спустились вниз и разошлись у калитки, тихонько проскользнув каждый в свой дом.
С самой долгой ночи в моей жизни прошли три недели. Я следила за новостями, но до сих пор не наткнулась ни на одну заметку, в которой описывалась бы девушка, даже отдаленно напоминавшая Марион. Никаких необъяснимых происшествий, бродящих по городу лунатиков, внезапного возвращения блудных дочерей, пропавших двадцать лет назад и вдруг объявившихся, не постарев ни на день.
Все эти три недели мы с мамой, папой и Хэнком учились жить, ничего друг от друга не скрывая, и, честно скажу, это было не всегда приятно. Папа радовался новым правилам и был счастлив, что все живы и снова вместе, а ужасные тайны наконец вышли на свет. Но Хэнку оказалось не так просто принять реальность. Он ходил, таращился на нас с мамой и шарахался, словно случайно посмотрел на солнце.
А мы с мамой… Я ждала, что первое время между нами будет неловкость. Слишком много и сразу мы узнали друг о друге. Но она старалась. Очень старалась.
Оказалось, мы лучше всего понимали друг друга без слов. Нам нравилось молча колдовать вместе. Мы проводили маленькие ритуалы – детскую магию. Повторяли все то, что она у меня забрала, а Марион вернула. Иногда к нам присоединялась тетя Фи, а иногла мы были одни.
Конечно, нам было далеко до полного взаимопонимания. Но я все-таки надеялась, что однажды оно придет.
А еще я вбила себе в голову, что, когда мои крашеные волосы отрастут, я наконец смогу ее простить. И мы снова станем копиями друг друга – большой и маленькой. Матерью и дочерью, двумя рыжими ведьмами, колдующими бок о бок. Я взгляну на нее и увижу маму, которая меня любит. Смогу простить эту непростую женщину, которая наделала много ошибок. И она тоже сможет потянуться ко мне без стыда, а я возьму ее за руку без оглядки. В моих мечтах все так и было.
А пока я ждала, когда волосы отрастут.
Я легла в постель усталой. Губы распухли от поцелуев; придется некоторое время не попадаться родителям на глаза.
Через несколько часов мы с Билли снова должны были увидеться. Мы договорились пойти завтракать с Аминой и Эмили, а потом он должен был высадить меня с велосипедом в центре города. Я хотела поискать работу. Билли предложил замолвить за меня словечко в пиццерии «Пепинос», но мне не хотелось работать там же, где он. Я с улыбкой повернулась на бок и замерла.
Комната как-то странно посерела. В ней стало холодно, и я почувствовала присутствие чего-то лишнего, чего здесь быть не должно.
Я осторожно встала, села на корточки у книжного шкафа и достала книгу, стоявшую между сборником стихов и одной из моих детских книг. Книга была тоньше других, без надписей на корешке, и издалека выглядела просто как черная щель.
Я давно задавалась вопросом, не оставила ли Марион мне сюрприз. Чуть больше трех недель назад, когда вломилась в наш дом и украла золотую шкатулку. Книга, должно быть, все это время лежала там и дожидалась, пока я ее увижу.
Она была новая и напоминала блокнот с нелинованной бумагой из дорогого канцелярского магазина. Переплет был из черной кожи. Я не стала открывать ее сразу. Внутри могли быть вещи, опасные даже для глаза и смертельные, если прочитать их про себя. Но в конце концов я не удержалась и открыла ее.
«Книга Марион Перес», – гласила надпись на первой странице. От одного лишь вида ее имени меня словно ударило током. А ведь я раньше даже не знала ее фамилию.
Это была книга заклинаний, исписанная лишь наполовину; заметки чернильной ручкой, рифмованные заклинания, колдовские символы, начертанные грубоватой рукой. Должно быть, она провела немало часов, записывая в эту книгу все, что знала. Для меня.
Первым желанием было ее сжечь. Мама до сих пор верила, что магия может быть опасной, отравленной, как кровь после змеиного укуса. И хотя сама я так не считала, я знала, что есть запретные заклинания и силы, с которыми лучше не связываться.
Лучше ее сжечь. Прямо сейчас пойти в родительскую спальню и отдать ее маме. Я снова задумалась, когда именно Марион поставила книгу на полку? Как вышло, что прошло три недели, а я ее не замечала?
В конце концов я сунула ее в нижний ящик комода, где ждали своего часа теплые зимние вещи.
Вернувшись в постель, я подумала о Марион, которая с самого детства наблюдала за мной через подглядывательную чашу. Ее воспоминания обо мне теперь хранились в золотой шкатулке, которую мы спрятали в банковскую ячейку, пока не придумали лучшего способа ее хранить.
Той Марион больше не было, она не узнала бы меня, даже если бы я посмотрела на нее в упор. Но прежде чем я убрала ее книгу в ящик, какая-то неведомая сила заставила меня поднять руку и помахать ей. В знак уважения, в знак прощания и – хотите верьте, хотите нет, – благодарности.
На всякий случай.
Благодарности