Вытряхнув наружу вконец промокшего и запуганного медвежонка, он принялся осматривать свои запасы. С Провизией было не густо, но герой твёрдо решил для себя приготовить поесть не только себе, но и товарищам по оружию. А накормить троих голодных мужиков не такая уж и простая задача!
Тем временем изгои, завидев медвежонка, побросали в пыль кости и подошли, вплотную тараторя на незнакомом языке.
— Эй! Держи руки при себе, если не хочешь, чтобы я сделал из тебя инвалида… — Проговорил герой, ударив по руке особо любопытного изгоя. Тот лез к медвежонку, растопырив пальцы, желая схватить его за шиворот. Зверёныш, не помня себя от ужаса, прибился к ноге Давида. — Слышь, что говорю обезьяна крашеная? Ты не смотри что он мелкий, пол руки оттяпает, опомниться не успеешь, а я добить помогу.
Будто в подтверждение медвежонок принялся мелко дрожать предательски завывая. Изгой не понимающе уставился то на медвежонка, то на Давида, но потом, оставив эту идею, отошли подальше со своим товарищем продолжили игру в кости громко крича и жестикулируя.
Захваченный на блок посту армейский котелок пришёлся как раз, кстати. К счастью в нём же оказалась старинная алюминиевая ложка и кружка. Намучившись с консервными банками, (нож ведь так и остался торчать в черепе медведицы) он не раз проклял свою забывчивость. Но благо, что попались банки с тушёнкой и гречкой открывающиеся при помощи металлического колечка. Высыпав содержимое трёх банок в котелок, он повесил его над костром и принялся методично помешивать.
Услышав запах еды, медвежонок осмелел и вопрошающе поскрёбся лапкой об ногу.
— На, лопай, — произнёс герой, вываливая содержимое четвёртой и последней банки, — от души отрываю. Остались одни консервы с рыбы. Ты ешь рыбу?
— Уф, уф, — ответил медвежонок, зарываясь мордочкой в кашу и становясь похожим на поросёнка.
— А придётся… Или же переходи на подножный корм. На траву, на корешки там всякие.
— Ух, ух, уф! — Недовольно парировал зверёныш.
Содержимое котелка аппетитно побулькивало и закипало паром. Не в силах сдерживать голод и полный рот слюней, он зачерпнул из котелка горячего варева и немного подув, закинул в рот. Горячая каша приятно провалилась по пищеводу, разливая волны тепла по всему телу. Давид, проживший всю свою жизнь на скудном пайке, которое любезно предоставляло ему родное убежище, знал одну небольшую хитрость.
Преодолевая в себе голод и порывы немедленно вычерпать всё содержимое котелка немедленно, он напротив принялся медленно кидать в рот ложку за ложкой. Тщательно пережёвывая и как можно дольше оттягивая время. Он знал, что организму требуется время, чтобы понять, что он сыт, и поэтому быстрое поедание не является экономичным. Чувство сытости к нему так и не пришло…
Дочерпав почти до половины котелка, он остался всё таким же голодным. Уж лучше бы и не начинал. Оставив товарищам, он выудил одну банку с надписью «Сардины». Порядком, намучившись с крышкой, он сдуру оторвал её с мясом и облился вонючим маслом. Каким бы не был он голодным, исходящий от рыбы запах перебил всяческое желание есть. Похоже, вся рыба испортилась, залежавшись на фашистском складе. Об ногу требовательно поскреблись, и герой опустил банку на землю.
— Смотри не лопни… — Произнёс Давид, глядя ка медвежонок отталкивает мордочкой его руку. — Продукт просроченный, измажешь мне вещь мешок, голову оторву…
Холодный ветер продувал сквозняком сквозь разбитые окна здания. Давид весь покрылся мурашками, ощетинившись гусиной кожей. Его одежда чуток просохла, и герой напялил на себя вохкие штаны и китель.
Прошло уже более часа с того момента как отчим и двое охотников ушли хоронить товарища. Каша в котелке давно уже остыла и он, начал было переживать всё ли с ними в порядке, как вдруг заметил, что один из изгоев исчез.
Только что их сидело двое, а теперь одного не хватало. Как давно он пропал, Давид затруднялся ответить так как, откровенно говоря, сплоховал. Утратив контроль над ситуацией, он перестал обращать внимание на то что происходит вокруг и целиком подался в свои мысли.
Где всё хорошо, все живы и здоровы, а Настя обнимает его, улыбается и прижимается своим влажным от слёз лицом к его плечу.
По лестнице послышались шаги. Давид напрягся и притянул поближе РПК. Хотя в пулемёте не осталось патронов, он всё же придавал ему уверенности. Хотя с другой стороны изгои не знали, что пулемёт разряжен и по крайне мере на этом можно было бы сыграть.
По ступеням поднялся изгой, а следом громко шаркая подошвами и, громко кряхтя маленькая, сгорбленная личность в рванном чёрном плаще. Изгой вместе со своим товарищем уселись неподалёку и занялись своим привычным делом, но он чувствовал, как их взгляды следят за ним. Фигура в плаще приблизилась к костру и две сухих и тонких как старые ветви ладони сняли с головы промокший от капель дождя капюшон.