Осколки небес

— Со дня на день.

— Я продам картины, и устроим себе праздник.

— Вообще-то сейчас рождественский пост идет, праздники устраивать не положено. А во-вторых, тебе нельзя выходить.

— Зар не запрещал.

— Вениамин советовал…

— М-да? И кто он такой?

— Трудно сказать. По виду обычный молодой человек, будущий семинарист, но мне кажется, с ним все не просто. Иначе бы Азариил не привел нас сюда. Я ему доверяю.

— Кому, Зару?

— Обоим.

Андрей сел на диване и с сожалением выпустил руку сестры. Та пристроилась рядом. От окна тянуло зимним холодом, и он накинул Варе на плечи покрывало.

— Если меня не подводит умение считать, мы торчим здесь уже вторую неделю. И Азариил до сих пор не улучил минутки, чтобы наведаться и выяснить, как мы тут поживаем, не померли ли ненароком от голода, скуки или демонов.

— Наверняка есть причины, — голос у девушки предательски дрогнул.

— Он тебе нравится, да? — слова сорвались с губ быстрее, чем Андрей успел прикусить язык.

Варя не торопилась отвечать, но ощутимо напряглась под покрывалом. Сидя с нею бок о бок, он чувствовал ее нервозность.

— И даже больше, чем нравится, — продолжил Андрей, дивясь собственной проницательности. — Твое дело, в душу не лезу. Но что ты станешь делать, когда он обстряпает на земле свои ангельские дела и упорхнет обратно на облако? Ведь с собой не позовет. И весточку не пришлет. Ангелам запрещено общаться с людьми.

— Зачем низводить любые отношения до плотского уровня? — пробормотала Варя дрожащим, срывающимся голосом, будто едва сдерживала слезы. — Есть чувства серьезнее, глубже, светлее. Есть восхищение и благоговение, есть родство… Азариил лучше многих. Чище. Порядочнее, ответственнее, великодушнее, внимательнее…

— Красивее, — поддакнул Андрей.

— Прекрати!

— Я вижу, как ты на него смотришь.

— Он ангел! Это же… в голове не умещается! Ангел Господень спустился с небес, а у тебя одна похоть на уме!

— Не злись, — слова сестры вызвали стыд и досаду. — Азариил пророчит всякое нехорошее по поводу твоей праведности, я волнуюсь.

— Неужели ты вообразил, будто я… — Варя задохнулась от возмущения, — будто я… Это же кощунство!

— Стало быть, ты осознаешь, какая между вами пропасть. На твой счет я готов успокоиться. Но меня пугает другое, — признался Андрей с тяжелым сердцем. — Он вернул меня с того света вопреки воле… гм, руководства. Попер против своих. Предложил ритуал для защиты.

— Никому не рассказывай!

Детский сад.

— Азариил меняется, Варь. Что-то перемкнуло в его блаженных мозгах, и те дают сбои. Поэтому послушай совета: держись от него подальше. Не провоцируй. Не строй глазки.

— Ты говоришь ужасные вещи.

— Жизненные. Не буди лихо, пока спит тихо. На твоем месте я бы убрался из города и забыл обо всем.

— Не могу, — Варя мотнула головой.

— Из-за него? Ну признайся хоть раз честно: только из-за него?

— Из-за тебя.

— Да ладно… — Андрей смутился, потому что она сама нащупала на покрывале его ладонь и сжала.

— Я останусь, если еще хоть на что-нибудь сгожусь. Буду помогать. Знаешь, пока ты лежал без сознания, Азариил суетился вокруг и все время повторял: «В нем теплится искра… я чувствую свет». Может, он защищает тебя именно поэтому? И воскресил — поэтому? Из-за внутреннего света?

— Глупости. Нет во мне никакой искры. Что я ему, лампочка?

— Ты назвал картины вульгарными. И много другого осознал. Вдруг Азариил чувствует раскаяние, или, скорее, способность к раскаянию, предрасположенность, готовность? Ведь Бог никогда не призовет душу, пока для той остается шанс на исправление. Может, оттого и допустил самочинство… А может, как раз сейчас и наказывает Азариила за неповиновение.

Варя неожиданно всхлипнула, плечи у нее мелко задрожали. Андрей со вздохом обнял ее и прижал к себе.

— Успокойся. Вернется наш пернатый, никуда не денется. И снова будет нести чушь про ритуалы, заниматься религиозной пропагандой и вещать загробным басом о муках ада и моей безнадежной греховности.

Варя вымученно засмеялась.

— А вот картошка мне уже в глотку не лезет, — подытожил Андрей. — Пойду-ка завтра пообщаюсь с уличной богемой, но сначала неплохо бы разжиться рамами для акварелей. Есть тут поблизости багетная мастерская?

— Выясни у торговцев. Ты настолько уверен в успехе продаж?

Андрей ухмыльнулся:

— Талант не пропьешь.

— На твоем месте я бы не ходила.

— Еще сутки в подвале — и я сгнию. Прогуляться не повредит. К тому же, этот Новый год грозит оказаться последним в моей жизни, а в преисподней не разгуляешься. Хоть повеселюсь напоследок.

— Ну о чем я тебе втолковываю, а? О вере, о надежде, о промысле. Все как-нибудь устроится.

— Как-нибудь — точно, — хмыкнул Андрей. — Боюсь расстроить, но от надежды уже мало что зависит. Верь, не верь — а мы с тобой уже однажды умирали и оба понимаем, что происходящее не абстрактно. Это не тот случай, когда плохое случиться может где-то и с кем-то, только не здесь и не с тобой. Верь, надейся, а назавтра тебя переедет грузовик.

— Верить надо не в избежание смерти, а в милость Божью.

— Мой приговор давно подписан, Варь.

— Не впадай в отчаяние. Азариил на нашей стороне. Он за тебя ходатайствует, он справится.