Яркое свечение придало «приюту путника» немного уюта. Оно разогнало сгустившийся по углам мрак и позволило передвигаться, не опасаясь споткнуться или врезаться в какой-нибудь предмет местного скудного интерьера. Не живое пламя, конечно, теплее от него не станет, но тоже сойдет.
Я уселся на стул и принялся перебирать содержимое сумок. Если не умерим аппетит, то припасов хватит еще на день-другой. Надо бы спросить у Хельги далеко ли нам еще ехать. Все же она оказалась права — разобраться с картой местности у меня получилось не слишком хорошо.
Может, попробовать еще раз?
Сунув руку в сумку, я достал оттуда тщательно свернутый кусок кожи, на котором картограф вытатуировал весь Имир и даже часть Сурта. А может и весь. Не знаю. Понятия не имею, какой тут масштаб, но работа все равно потрясающая.
Держать карту на весу оказалось неудобно, так что я решил сесть за стол. «Светлячок» послушно последовал за мной. Теперь, когда карта оказалась полностью развернута на столешнице, ее получилось хорошо рассмотреть.
— Так, мы вроде здесь и движемся куда-то сюда, — я провел пальцем от фьорда в сторону Предела — границы соприкосновения Имира и Сурта. — А если… — слова застряли поперек горла.
Рассматривая карту, я увидел то, что привлекло мое внимание гораздо больше, чем дороги и обозначения. Край столешницы оказался сильно поврежден. Отчетливо виднелись следы когтей.
Мара? Нет, не ее размерчик. Глубокие борозды на дереве больше напоминали следы звериных когтей. Повреждения выглядели недавними. А еще на острых краях сломанной древесиныосталась кровь.
Я осторожно дотронулся до ближайшей капли. Свежая.
От дальнего конца стола к выходу вели мокрые следы. Кто-то не стряхнул снег с ботинок, пока бродил туда-сюда. Не мы с Хельгой точно — никто из нас не проходил так далеко в дом: отпечатки ног отходили от кровати у противоположной от двери стены.
Ведомый любопытством, я подошел к кровати. Она оказалась сломана пополам, а все изголовье и стена рядом исцарапаны. Под кроватью валялась чья-то тощая сумка. Внутри простой нож, свернутая ткань, какие-то амулеты из косточек, полоски кожи и кусок черствого хлеба. С другой стороны к кровати прислонены топор, лук и колчан со стрелами.
Не думаю, что кто-то из жителей Имира решил оставить оружие в доме, пока сам пошел на прогулку. Та же Хельга забудет что угодно, но не свой топор, с которым она даже спала в обнимку.
Снаружи раздались знакомые тяжелые шаги. Моя спутница легка на помине. Но не слишком ли быстро она вернулась? Шаги стихли. Хельга точно не стала бы стоять перед дверью и молчать. Даже если руки заняты дровами, она непременно крикнет что-то или начнет бить в дверь ногой.
Это не она.
Повинуясь моему желанию, кольцо призвало броню. Реквием пока призывать не стал — мало ли, вдруг какой-то стеснительный путник решил скоротать ночь или хозяин оружия вернулся?
Я осторожно двинулся к двери. Когда до нее оставалось буквально пять шагов, она слетела с петель от мощного удара и врезалась с меня, сбив с ног. Если бы не броня и шлем, легкими ушибами отделаться бы не получилось.
Отбросив дверь в сторону, я вскочил на ноги. Случившееся всколыхнуло в сознании волну злости, и Реквием вспыхнул в моей руке.
Вместе с воющим ветром и снегом в дом ввалился огромный белый медведь. Он поднялся на задние лапы и почти коснулся макушкой потолка. Зверь разинул пасть и взревел так, что у меня заложило уши. Он не боялся ни Реквиема, ни меня, ни «светлячка». Темные глаза существа горели безумием и жаждой крови.
Опустившись на все четыре лапы, медведь сорвался с места и бросился на меня. Я сместился в сторону, нанося удар мечом. Лезвие Реквиема рассекло плотную шкуру и оставило на боку медведя длинный кровавый след.
Развивать успех было бы опрометчиво — если задержусь на месте хотя бы на секунду, то хищник просто опрокинет меня на пол и навалится сверху. Лучше наносить удар и сразу отскакивать, чтобы избежать клыков и когтей.
Но убранство и архитектура «Приюта странника» не давали достаточно пространства для маневра. Получилось нанести медведю еще три ранения перед тем, как он врезался в меня и отбросил на стену.
Едва коснувшись бревен спиной, я оттолкнулся и ткнул клинком прямо в оскаленную морду зверя. Сразу же подогнул ноги. Огромная лапа оставила на стене глубокие борозды как раз в том месте, где только что находилась моя голова. Я резко выпрямился и ударил Реквиемом снизу-вверх. Меч пронзил пасть медведя и вышел рядом с глазом.
Но тварь и не думала подыхать!
Тяжелая лапа обрушилась мне на плечо. В последний момент удалось сгруппироваться и шагнуть ближе к медведю, чтобы удар пришелся не смертоносными когтями, а основанием лапы. Но даже так я выпустил рукоять меча, упал и растянулся на полу.
Медведь рванулся ко мне, метя окровавленной пастью в шею. Реквием вернулся в руку за миг до того, как мохнатая туша похоронила меня под собой. Клыки заскрежетали по доспеху, но зверь обмяк. Он бессильно уронил морду на мое плечо — медведь напоролся на Реквием и своей собственной тяжестью помог клинку пронзить себя насквозь.