Читаем Осколки памяти полностью

С этой картиной связана еще одна история, от которой у меня сердце зашлось. Я набирал актеров. В Витебском те­атре Якуба Коласа играла Татьяна Мархель, я ее не знал, она никогда не снималась, но вижу, хорошее, крестьянское лицо. Договорился с ней. Приходит. Скромненькая такая, села и говорит: "Ігар Міхайлавіч, калі можна, я нічога чытаць не буду, я лепш спяю". И как запела песню!.. У меня не только сердце защемило, у меня судорогой ноги сводило - такая песня. Как оказалось, Татьяна Мархель - кладезь, собирательница и хранительница старинных песен, и эту узнала еще от своей бабушки. Потрясающе! Песня потом в картину и вошла.

Правда, тут же Таню с этой песней ассистенты дру­гих режиссеров в другие картины затащили, она потом ее много пела. Но это тот случай, когда, что называется, не жалко - пусть эти песни больше звучат, а вот о чем действительно очень жалею, так это о том, что с Влади­миром Сергеевичем Шошиным во время съемок не при­шлось поговорить: он бы поведал что-то такое, чего мы уже никогда не узнаем.

Легендарные люди. Ну, как не рассказать молодежи о них? Когда думаешь о том, что сегодняшние ребятки просто не знают ни Василия Коржа, ни Константина Заслонова, ни других героических людей, душа болит. По­смотрели бы они мою, пусть неточную, неказистую кар­тину, может, поняли бы, что были такие мужики.


"УЛИЦА БЕЗ КОНЦА"


Памятник первой палатке

Идея сделать картину о Новополоцке пришла испод­воль. Много слышал о новом городе нефтехимиков, на стро­ительстве которого была задействована самая мощная тех­ника, и люди, по рассказам, там были прекрасные, и главы города - чудные мужики. И когда я впервые поехал туда поглядеть, ошалел от всего этого громадья, а на фоне повсе­местных плодов индустриализации вдруг вижу палаточку с мой рост - памятник первой палатке, одной из тех, в кото­рых жили ребята, ехавшие на стройку, причем ехали люди не по указке сверху, а, что называется, по велению сердца.

- Как же они в них жили? - спрашиваю.

- Вот так и жили.

-А где умыться, где... все остальное?

И в качестве иллюстрации героизма мне говорят:

- Зимой иногда волосы к подушке примерзали. Представляешь, Михалыч, какие ребята были?

Я говорю:

- Ребята героические, конечно, но зачем же их нуж­но было ставить в такие условия? Мужики и женщины одним скопом - ни помыться, ни побриться, мучения, не­доедание. Почему сначала нельзя было построить какие-то домики, создать элементарный уют? Они бы, отдохнув нормально, назавтра еще ударнее работали бы.

- Время было такое, - отвечают.

Все эти рассказы о жутком, тяжелом героизме комсо­мольских строек подталкивали меня к тому, чтобы снять картину. Но за что зацепиться? Не хватало сюжета, не было драматургии. И тут я узнаю, что, когда в Новополоцке воз­водили мост, погиб один из главных инженеров этой строй­ки. Появилась зацепка, и тогда вместе с московскими дра­матургами Михаилом Анчаровым и Алексеем Леонтьевым мы решили, что может получиться картина.

Так родилась история о том, как папа, работая на строительстве нового города, гибнет, и дочка, уже став взрослой, после выпускного бала отправляется "по мес­там боевой славы" в поисках улицы, названной в память об ее отце, - улицы Русанова.


Ирочка Бразговка

В моем дворе на Карла Маркса бегало рыжее чудо: конопатая, курносая девчоночка, прелестное создание Ира Бразговка. Она сотрудничала со мной как актриса, начи­ная с 4-го класса, когда снялась в эпизоде в "Иду искать", затем, будучи в 6-м классе, сыграла роль в "Иване Мака­ровиче" - девочку, которая уберегла Ивана Макаровича от лизания топора на морозе, а в то время, когда у нас ро­дилась идея создания "Улицы без конца", она заканчива­ла школу, и в вопросе о том, кого взять на главную роль, сомнений у меня не было - Ира Бразговка, и все тут.

Я - к ее родителям, договориться, чтобы они позволи­ли ей год пропустить, сняться у меня, и у них в доме тол­каю такую речь: "Отпустите. Ну, год будет потерян для по­ступления, на следующий год поступит в институт, который выберет. А вдруг, у нее что-нибудь получится в кино? Мне кажется, она талантливая девочка". Родители - хорошие люди, прекрасная семья - пошли на это. Подумав, сказали: "Хорошо, только с ней поедет тетя. У Иры язва намечается, она будет следить за ее питанием и за тем, чтобы по вечерам Ира не гуляла, а занималась. Вы не возражаете?"

Так я получил главную героиню.

Визуально-то Ирочка подходила хорошо, но все-таки точил меня в глубине червь: как оно пойдет дальше в деле? И в один из первых дней работы я говорю ей: "Сегодня мы снимаем как бы твою встречу с папой - с ули­цей, названной его именем. Ты, приехав в город, который папа строил, впервые увидела на стене дома табличку “Улица Русанова”...". В общем, рассказывал ей чего-то...

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное