Осколки памяти

А глаза у Ника… Глаза у него были такие, что, заглянув в них, Кристина почувствовала озноб. В их серой глубине страшно отражалась безнадежная пустота. Такие же свинцовые, как рваные беспросветные тучи на небе, такие же холодные, как этот пронизывающий ветер, его глаза смотрели на нее совершенно без всякого выражения, и от этого перехватывало дыхание. Ник никогда раньше не смотрел на нее так. Абсолютно бесстрастно, без тени каких-либо чувств, без той безмерной, нежной любви, того обожания, той заботы и ласки, которую она привыкла видеть в его взгляде.

Сейчас в его глазах не было ничего.

Остро захотелось уйти, убежать, сквозь землю провалиться, что угодно, лишь бы не стоять напротив него и не видеть этой безжизненной маски. Только краешком сознания она понимала, что деться ей некуда: это ведь сон, у него свои правила, свой, неподвластный спящему, сценарий.

Или все-таки не сон?

Она кусала губы, боясь того, что может произойти.

Ник отсалютовал, но не нападал, просто ждал ее ответных действий в стойке с оружием наизготовку. Внезапно ветер хлестнул его по глазам пепельной прядью волос, и в этот момент Кристина неожиданно для самой себя нанесла удар.

Она ударила первой!

И поединок начался.

Странное это было состояние. Такое реальное, такое осязаемое… Кристина чувствовала вкус воздуха – терпкую смесь надвигающейся грозы и яблоневого цвета. Колючие травинки касались ее голых щиколоток, блузка вздувалась и опадала на ветру. Она ощущала напряжение в запястье правой руки, которой держала шпагу, и негодовала на саму себя, ведь учили же ее на уроках фехтования, что это неправильно. Она слышала тысячу звуков, видела боковым зрением раскачивающиеся деревья, волнами стелющуюся по земле траву.

Разве так бывает во сне?

Кристина знала , что Ник великолепно владеет шпагой, она видела его с другими партнерами, и он неизменно выходил победителем из всех схваток, заставляя ее испытывать восторг и гордость за него. Но сейчас он был не похож сам на себя.

Удар!

Кристина нервничала. Она не понимала, чего добивается в этом поединке. Победы? Поражения? Как она вообще оказалась здесь и по какой причине должна драться с Ником боевым оружием? Она чувствовала холод рукояти шпаги, которая почему-то все никак не нагревалась, хотя ладонь мгновенно взмокла.

Удар!

Что происходит? Он что, играет с ней? Краска бросилась ей в лицо, волосы, собранные на затылке в тугой хвост, били по щекам и прилипали к мокрым дорожкам. Пота или слез?

Удар!

Еще один, почти сразу же последовавший за первым и вторым. Противное клацанье лезвий, режущее слух. Как оно могло ей нравиться когда-то? Подумать только, она считала шпаги оружием романтиков!

Скачок.

Выпад.

Удар!

Что ему нужно? Кристина боялась посмотреть Нику в глаза, целиком сосредоточившись на крошечной искорке – наконечнике его шпаги, хотя и знала, что это неправильно – смотреть во время поединка только на оружие. Но, как ни старалась, избежать визуального контакта с ним ей все же не удалось – в какой-то момент их взгляды встретились.

И тут ей стало по-настоящему страшно.

Нет, не страх она ощутила, а безысходность, неумолимую, неизбежную беду: Ник смотрел сквозь нее мертвыми глазами. Он двигался, блокировал удары, дышал, но по сути уже не жил.

Ледяной стрелой Кристину пронзила мысль: а ведь он и не хочет жить! И весь этот поединок ему нужен только для того, чтобы погибнуть. Специально! Вот почему он всего лишь защищается и не нападает из-за боязни ранить ее саму, вот почему медлит там, где нельзя, и пытается напороться на ее клинок!

Практически одновременно с этой ее чудовищной мыслью Ник вдруг раскинул руки и буквально упал на ее шпагу, пропуская острие к своей груди. И отвести руку назад она не успела. Просто не смогла бы!

Кристина в немом оцепенении смотрела, как по снежно-белому широкому воротнику его рубашки, которая так ей нравилась, стремительно расползается уродливое багровое пятно.

Ник падал бесконечно долго. Его юное, невыразимо прекрасное лицо было белее этого рваного воротника. Длинные пальцы разжались, и уже не нужная шпага, тонко звякнув, затерялась в беспокойно мечущейся траве.

Кристина в ужасе бросилась к Нику. Она упала на колени и прижала к ране ладони, но темно-красное пятно неумолимо ширилось, и вот уже вся грудь его оказалась залита кровью.

А Ник улыбался.

Он уже не открывал глаз, тени от длинных ресниц падали на синеватую кожу, и Кристина видела, как с каждым судорожным коротким вздохом из него уходила жизнь, а он улыбался}. Как мог улыбаться только он один, самыми уголками обескровленных, и все же безумно чувственных губ.

Сейчас Ник был настолько красив, что на него было трудно смотреть.

И тогда Кристина закричала.

Она давилась собственным криком, полным муки и скорби. От отчаяния и бессилия, от невозможности что-то изменить, исправить, вернуть, спасти… Ведь все было так реально, так по-настоящему, так смертельно больно.

* * *

Кристина рванулась и… поняла, что сидит на постели в своей комнате и зажимает себе рот обеими руками. По лицу ее струился пот, губы дрожали.