Осколки полевых цветов

Тайер садится на диван и жестом предлагает мне выбрать любое место. Я опускаюсь на край того же дивана и поджимаю под себя ноги. Я убираю с лица влажные волосы и закрепляю их резинкой. Теперь, когда я здесь, я уже не так уверена в себе, как раньше.

– Хочешь что-нибудь выпить?

Я с радостью соглашаюсь на эту кратковременную передышку. Даже не спросив, чего я хочу, он встает и вскоре возвращается с диетической колой. Я вцепляюсь в бутылку, откручиваю крышку и делаю бодрящий глоток.

– Не многие люди знают правду о моем отце, – начинаю я, и его глаза расширяются от удивления. Он не ожидал, что разговор пойдет в таком направлении. – Мама и сестра. Потому что жили в этом. Лорен – потому что я ей рассказала. Мой психотерапевт. А теперь ты.

– Твой парень?

Я отрицательно качаю головой.

– Он в курсе, что мой отец был жестоким, но остального не знает. – Я не могу заставить себя это произнести. Возможно, я никогда не смогу правильно произнести эти слова, но психотерапевт сказала, что все в порядке. Главное – я не избегаю того, что произошло. – С другими я не делюсь. Не хочу, чтобы на меня косо смотрели. Моя сестра делает так же. Я не знала, что разговариваю во сне.

– Салем…

– Позволь мне выговориться! – умоляю я, борясь со слезами. – Можешь считать меня сумасшедшей, но отчасти я рада, что в мире появился кто-то еще, кто знает правду.

Его лицо темнеет.

– Когда ты во сне сказала, что ты делала… – Он трет подбородок. – Черт, не будь он уже мертв, я бы сам его убил.

Я тихо смеюсь.

– Он не стоит того, чтобы из-за него садиться в тюрьму.

Теплые карие глаза смотрят на меня, изучают, исследуют. Не знаю, зачем, но он произносит:

– А вот ты – да.

– Что я?

– Ты этого стоишь, Салем.

– О. – Я наклоняю голову. – Я… в любом случае… Не скажу, что я готова вдаваться в подробности или что я когда-нибудь снова подниму этот вопрос, но я рада, что ты знаешь правду. Это… все, что я хотела тебе сказать.

– У меня возник один вопрос, – задумчиво произносит он. – Позволишь его задать?

– Я ведь не обязана отвечать. – Это единственное, что я могу сказать заранее.

– Почему твоя мама от него не ушла?

Я с раздражением смотрю на него.

– Знаешь, меня всегда поражало, что это первый вопрос, который задают люди. – Я делаю глубокий вдох. – Как будто виновата мама, а не мужчина, который все это сотворил. Мужчина, который бил жену, пробирался по ночам в комнаты дочерей! – яростно произношу я и чувствую, как поднимается мое кровяное давление. – Никто никогда не скажет: «Господи, какой же он был ужасный человек. Твоя бедная мама наверняка настрадалась». – Я даю ему время это переварить и продолжаю. – Вина всегда возлагается на жертву или пострадавших. Почему?!!! – Я вижу, что поставила его в тупик. Я собираю все, что накопилось у меня внутри, и выпаливаю напоследок: – А потому, что общество никогда не захочет признать, что монстры реальны. Гораздо проще считать, что это женщины слабые.

Он моргает, приоткрыв рот и осмысливая услышанное.

– Черт возьми, Салем. Я никогда не думал об этом с такой точки зрения.

– Зато теперь подумаешь. – Я играю с краем его футболки, которая мне слишком велика. – Она боялась от него уйти. Я слышала, как он ей угрожал. Он говорил, что где бы мы ни спрятались, он перероет всю землю и убьет нас и себя, если она хотя бы попытается. Иногда я лежала в постели и желала, чтобы он нас убил. Потому что смерть – лучше, чем это.

– Я не могу представить, через что тебе пришлось пройти, и я гребаный мудак, потому что также не представляю себе мир без тебя.

– Я просто хотела, чтобы ты знал. То есть раз уж ты все равно узнал. Я чувствовала, что ты заслуживаешь знать больше.

Его челюсть подрагивает.

– Я бы никогда не стал на тебя давить.

– Знаю. – И я правда знаю. – Но я хочу, чтобы ты понимал, как все было.

– А я хочу, чтобы ты знала, – сдавленным голосом начинает он. – Никто, ни один ребенок никогда не должен был терпеть то, что терпели ты и твоя сестра. Я сам родитель, и я не знаю, каким больным ублюдком нужно быть, чтобы вытворять такое.

Вытирая набежавшую слезу, я хрипло шепчу:

– Спасибо. – Бинкс запрыгивает ко мне на колени. Он ложится, свернувшись калачиком и чувствуя, что мне нужно утешение. Я глажу его по голове, и внутри наступает покой. – Я больше не зацикливаюсь на прошлом, – тихо произношу я, глядя на кота у меня на коленях. На него смотреть легче, чем на Тайера. – Но иногда прошлое подкрадывается ко мне, и сегодня как раз один из таких случаев.

Его теплая ладонь обвивает мою руку. Я поднимаю голову и вижу его глаза. В них нет осуждения. В них вообще нет ничего нового. Он смотрит на меня, как всегда. Для него я все та же Салем.

А это все, кем я хочу быть.

Собой.

Голос психотерапевта в моей голове снова напоминает о том, что отец не сможет отнять у меня личность, если я ему этого не позволю.

Глава двадцать девятая

Я удивляюсь, когда над дверью антикварной лавочки звенит колокольчик и входит Тайер, поправляя на бейсболке солнцезащитные очки.

– Привет, – тепло говорю я, стараясь не улыбаться как дура. – Что привело тебя сюда?