– Я и не имел в виду себя, но интересно, как ты все это связала воедино. – Он идет за мной, а я останавливаюсь у стены и рассматриваю вырезанную на ней сцену битвы. Он уже рядом, но смотрит не на меня, а на Сиф с Элирией. Затем откашливается.
– Сиф вела себя очень смело.
– Да, – киваю я, понимая, как его это впечатлило.
– Она достойно сражалась, – его голос предательски дрожит, и я оглядываюсь на него, – а я лишь стоял в стороне.
– Ты сделал все, что мог. И именно ты спас мне жизнь.
– Но ведь я же и подверг тебя опасности. – Его руки сами собой сжимаются в кулаки. Теперь, когда проклятие снято, он реагирует на происходящее намного эмоциональнее и болезненнее. – Я просто обязан был все исправить!
Осторожно беру его за руки.
– У тебя впереди много времени, чтобы загладить свою вину. Теперь ты знаешь, что должен делать и что правильно.
По его взгляду я понимаю, что он действительно сожалеет о содеянном и раскаивается. В груди все сжимается от боли, поэтому быстро подхожу к нему и обнимаю. Эта близость с ним сейчас довольно странная, никогда раньше не чувствовала ничего подобного. Возможно, это объятие важно для нас обоих.
– Каждый шаг на нашем жизненном пути был особенно важен, иначе бы мы не оказались сейчас здесь, – тихо шепчу я.
Он заметно расслабляется и тихо фыркает, глядя на меня.
– Тебе бы философом быть.
– Вообще-то у меня другие планы, – отвечаю я с улыбкой и чуть отстраняюсь.
Неван странно смотрит на меня. Я ожидаю, что он спросит о моих планах, но он лишь указывает рукой по направлению к замку:
– Хочу тебе кое-что показать.
– Когда ты так говоришь, жди беды, – хмыкаю я, но все же иду за ним. Он недоверчиво хмурится.
– Ладно, храм с заколдованными пленницами действительно был зрелищем не из приятных, но Амброзия и лес Нигун-Ор…
– После Амброзии у меня болели все мышцы, а еда из Нигуна – самое странное, что я когда-либо ела.
Его смех эхом разносится по коридорам.
– Ты любишь преувеличивать.
Он чуть замедляет шаги, приноравливаясь к моему темпу, чтобы мы шли рядом, и в животе разливается тепло. Очень непривычно сейчас говорить с ним таким. Будто совсем не то тело. То есть тело как раз осталось прежним, а вот душа изменилась.
– Вроде бы жизнь идет своим чередом, а воспринимается все почему-то иначе.
Неван не отвечает. Мы останавливаемся у гигантской двери с причудливым геометрическим орнаментом из сапфиров. За ней находится комната, где Неван хранит свои сокровища. Там же висит живой гобелен, в котором было спрятано его слабое место. Когда в прошлый раз я приходила сюда с королевой, переодетой в старуху, то была уверена, что эту дверь лучше никогда не открывать. Но сейчас меня сюда будто притягивает что-то, и это притяжение усиливается, чем дальше мы проходим.
Перед гобеленом Невана стоит небольшая шкатулка с бледно-зеленой бархатной подушечкой внутри, а на ней лежит корона. Сначала мне кажется, что это его корона, та, что из серебристых омеловых веточек и с лунными камнями. Но нет, эта более изящная и утонченная. А на омеловых веточках вовсе не камни, а хрупкие серебряные бутоны. Он осторожно достает корону из шкатулки и протягивает ее мне.
– Она будет твоей, – тихо говорит он, не уточняя, в каком случае. Как будто это большой секрет, хотя мы прекрасно все понимаем.
Робко касаюсь серебряных цветов на короне. С того момента, как пришел в себя, он ни разу и словом не обмолвился о моем обещании. Может, думает, что теперь наш договор уже больше не в силе, поскольку он мне тогда не помог. Однако эта корона однозначно показывает, чего именно он хочет.
И я поспешно убираю ее обратно в шкатулку, потому что внезапно отчетливо осознаю, какая жизнь меня ожидает, когда я ее приму. Я стану королевой. Его королевой. В груди что-то трепещет, и я не могу понять, от радости это или от страха. Кажется, мне сейчас станет плохо, и я срываюсь с места.
– Я должна вернуться в Аурум, – не могу смотреть ему в глаза.
– Насовсем? – спрашивает он таким тоном, как будто не может поверить в услышанное. Но он спрашивает меня, задает вопрос. Не требует, чтобы я осталась, как обещала. Хочет, чтобы я решила это для себя сама. Моим щекам еще горячо, но румянец постепенно отступает.
– Нет… нет, я… только… – почему так трудно подобрать слова?
Он осторожно берет мое лицо в ладони:
– Пожалуйста, будь со мной честной. Мне нужно знать, что ты решила. Ты хочешь уйти? Или все же останешься? Или пока сомневаешься?
Его раскосые глаза смотрят прямо в душу. В воздухе пахнет зимой, и этот запах я ни с чем не перепутаю. К щекам опять приливает кровь. Сейчас мы могли бы поцеловаться. Мысль абсолютно неуместная, к тому же в такой момент, когда я не уверена, как лучше поступить. Закрываю глаза и касаюсь кончиками пальцев его рук.
– Я свое слово сдержу.
Он прислоняется лбом к моему, и я чувствую тепло его кожи.
– У тебя идеальная форма головы для ношения короны. Знаешь об этом?