Осколки (СИ)

Отчего-то вновь остро, болезненно сжалось сердце. Отчего, а? Ничего этакого не происходило ведь, просто Мэйсон, которую криминалисты отпустили чуть позже Кэлен, плюхнулась на пассажирское сиденье их арендованного шевроле. Переодевшаяся в свои шикарные кожаные — в облипочку и цвета горького шоколада — штаны, в белую, — белоснежную, просто сияющую! — обтягивающую футболку Мэйсон. Невозмутимая. Бледная — конечно, пусть и короткая, но смерть, чертова Мэйсон ведь умирала, умирала же, ну! — не проходит даром. Так что Мэйсон была бледная. Бледная, традиционно невозмутимая. И — невозможно, невыносимо красивая. Она плюхнулась на сиденье, захлопнула дверь, посмотрела на Кэлен — и у Кэлен, запнувшись на миг, остро и больно сжалось сердце. А следом и горло сдавило горьким спазмом… Она могла потерять эту чертову невозмутимую, упрямую, дерзкую Мэйсон. Страшная мысль снова появилась — и даже не в голове, нет, она распирала, раздирала изнутри грудь. Кэлен чуть не потеряла эту чертову Мэйсон!.. а вместе с ней и Кару. Нет, правда, кто знает, как повлияла бы на это тело смерть основной личности. Кэлен могла потерять всё… черт возьми, они и в самом деле стали для нее всем… когда это произошло, а? Да какая разница! Главное, что произошло — и сегодня она могла их потерять… Сердце, превратившись в маленький пульсирующий жгучей болью комочек ухнуло в пустую, гулкую ледяную пропасть отчаяния, что мгновенно и неожиданно разверзлась внутри Кэлен. А снаружи, вокруг, словно бы потемнело. И воздух… кончился? Исчез? Что-то случилось с воздухом, определенно, потом что Кэлен вдруг стало нечем дышать, абсолютно, категорически нечем. Она открывала рот, пыталась вдохнуть — а воздуха не было. Или он не желала вдыхаться?

— Амнелл, что с тобой? — Мэйсон заметила, чуть подалась вперед, к ней. Внимательная. И… чуткая? От невозмутимости в зеленых глазах не осталось и следа: зато их так и залило тревогой, и теперь эта тревога пронзительно вглядывалась в глаза Кэлен. — Что с тобой? Эй? — накрыла теплой ладонью руку Кэлен. И… Кэлен, наконец, вдохнула, судорожно, жадно, захлебнувшись. А на выдохе из глаз побежали слезы. Кэлен всхлипнула, пытаясь их удержать — да куда там! Зажмурилась. А Мэйсон сжала ее руку:

— Амнелл?

— Я могла потерять тебя… — шепот, хриплый, слабый, с трудом прорвался через стиснутое горло. — Я чуть не потеряла тебя, Мэйсон…

— Ну… не потеряла же, сладкая? — вздернула бровь, в глазах фирменная ирония.

— Я тебя ненавижу, Мэйсон, — прозвучало жалобно, отчаянно, и Кэлен сама услышала это, поморщилась досадливо, но — подалась к ней, к чертовой Мэйсон всем телом.

— Как по мне, — и, усмехнувшись, медленно двинулась навстречу. — Ты очень непоследовательна, Амнелл… то говорила, что любишь…

— Люблю, — согласилась Кэлен. Выдернула из-под её ладони руку, обвила шею Мэйсон, потянула к себе, ускоряя приближение. Перевела взгляд на её губы… боже, эти любимые, сладкие, нежные, горячие… живые губы. Да, точно! Именно они, эти губы, нужны были сейчас Кэлен как никогда. Желание ощутить их своими губами захватило её, ей казалось, только так она окончательно поймет, поверит, что все же не потеряла их — Кару, Мэйсон… и эти невероятные губы. И Кэлен притянула их к себе, и сама притянулась к ним. Выдохнула, уже касаясь их своими губами: — И ненавижу…

— Нас могут увидеть, Амнелл, — в зеленых глазах бесновались насмешливые черти. Вот только даже им не удавалось перебить своим танцем расцветающую в глазах нежность. И Кэлен, улыбнувшись ей, этой нежности, шепнула:

— Плевать! — и припала, наконец, к губам, не сдерживая стон, не сдерживая себя. Припала к ним, словно к источнику жизни, согревающему, наполняющему… возрождающему. И — да — поверила, окончательно, категорически поверила, что все-таки не потеряла их…

Кажется, это был самый долгий — и самый неудобный поцелуй в жизни Кэлен. Черт возьми, до сих пор она и не предполагала, что целоваться на передних сидениях автомобиля, повернувшись боком к спинке, вытянувшись над рычагом коробки передач, так невозможно, невыносимо неудобно! Шея затекла практически сразу, и плечи будто сковало болезненной тяжестью, а в правое бедро и ягодицу впились сотни острых колких игл… и все же это был самый долгий, самый упоительный, самый вкусный поцелуй в её жизни.

— Полегчало, сладкая? — насмешливые черти выглядывали из-за тонкой вуали нежности. Кэлен улыбнулась им:

— А тебе?

Мэйсон приподняла бровь, секунду, нет, полсекунды сверлила Кэлен взглядом, затем расхохоталась, откинув голову. Тут же шикнула, оборвав смех. Кэлен осторожно прикоснулась пальцами левой руки — правая все еще обвивала шею Мэйсон — к её виску, рядом с зашитой раной:

— Больно?

— Терпимо, — вздернула подбородок, независимо так. Кэлен с улыбкой покачала головой, чуть подавшись вперед, коротко и мягко поцеловала её губы. Мэйсон, обхватив Кэлен за талию, придержала, прищурилась пристально в глаза:

— Все еще хочешь свои двое суток с Карой?

— Кхм… — Кэлен тоже прищурилась. — Хочу. Очень хочу.